Вилка Еретика
Шрифт:
Конфликт выходил на новый уровень, атмосфера между командующим и рядовыми накалилась. Проблема ещё состояла в том, что у каждого без исключения имелось оружие, и каждый способен с ним обращаться в должной мере. А тут пещера, глухая тьма, недоступность для Совета и его Троебожия. Никто не видел кроме нас, что тут произошло, и никто не узнает того, что случится позже.
По секретным каналам я связался с остальными, отгородившись закрытой линией от помощника командующего. Предложил ребятам закинуть его в кладку и завалить обоих. Как по мне, так более доблестной смерти не придумать. Кровь разгорячённых солдат наполнилась адреналином, когда все без исключений приняли идею и подготовились к реализации.
От Совета пришёл приказ возвращаться, транспорт уже ожидал нас у выхода. Мы сделали вид, что проверяем напоследок кладку, лишь бы наивный командующий, или его заготовка, подошёл ближе. Он не смог не воспользоваться моментом, чтоб отчитать нас за неповиновение, и поэтому с жаром накинулся на свой же отряд, пытаясь собственными руками вытолкнуть его из небольшого грота. Один из рядовых по заранее обговорённому сигналу схватил его сзади. Другой, тут же сломав НОТ-СОУ-СМАРТ ударом приклада, отправил в обморок и его хозяина. Командующий обмяк, свалился на землю.
Мы дышали тяжело. Это утомляло быстрее любой военной операции, но пути назад уже не было. Мы оттащили ещё дышащее тело ближе к кладке и заминировали весь свод пещеры. Когда устанавливали последний заряд, командующий очнулся. Я не позволил сомнениям захватить меня, поэтому взял на себя ответственность и выстрелил ему в голову из ПП, а затем пустил сигнал. Глухие взрывы впились в горную породу, обрушили камни и землю на яйца и командующего. Толстый слой пыли заполонил всё вокруг, мы поспешили выбраться наружу. По каналу связи с остальными я опять решил всё взвалить на себя. Самолично составил рапорт и описал ситуацию, с которой никто из отряда не стал спорить.
«..по прибытии отряда 5481 на место зачистки была обнаружена свежая кладка с огромным количеством самцов Анухе. Командующий взял на себя обязанности по устранению и личному руководству операцией, в ходе которой доблестно погиб, уничтожив последнюю кладку яиц насекомых…»
В Городе через семь Отсчётов его объявили героем и посмертно наградили Пурпурным орденом. Семья «погибшего», и без того не обделённая материальными средствами, получила дотации и дополнительные субсидии. Так же отец командующего обрёл дополнительный вес к своему голосу на выборах. Мы тогда всем отрядом ещё долго мусолили правильность своего поступка. Да, территория освобождена и полностью перешла во владение Города, но внутренний его строй не изменился. Всё ровно наоборот, держатели силы стали только могущественнее.
Я думал о личной добродетели, которой хотел изменить общество, однако реальность оказалась уж слишком долгой перспективой. Судя по темпам войны, всё должно было закончиться лет так через пять после тех событий. Но в моменте меня сгибало от чувства вины. Вот бы тогда у самого себя забрать пистолет, чтоб выстрел так и не прозвучал. Сложно думать об общей победе, когда твои личные достижения основаны на жестокости и убийстве своих сограждан. Троебожие не похвалит, а Совет уже наградил другого. Так я и остался рядовым, уйдя в увольнение, когда гусеницы были загнаны так далеко от Городов и так глубоко в недра Плутона, что их полное уничтожение перестало иметь смысл.
Сидя на лестнице у входа в бордель я вспоминал, как на меня смотрели жители Города, когда после окончания основных военных действий началась ассимиляция
И то верно, теперь в Городе всего пара гусениц мужского пола, содержащиеся в лаборатории лишь с целью оплодотворения женщин насекомых, пригодившихся чуть ли не в каждой сфере существования города. Как выяснилось, они любую жидкость могут переварить в энергоёмкие ячейки. Те же яйца, только без зародыша. Общество в итоге осталось довольно. Убийства насекомых практически прекратились. В пределах стокилометрового радиуса вокруг Городов уж точно. Лишь отдалённые базы ещё функционируют, но больше как дань былым временам и во имя военного искусства.
Однако внутренние предрассудки у людей долго не могли рассосаться. Около десяти лет прошло, как я больше не в рядах Пурпурной армии, только всё равно собираю злобные взгляды. Знали бы они, как я полюбил Анухе, так прекратили бы вести себя подобным образом. Надеюсь, следующее поколение мужчин будет избавлено от этого. Слишком уж тяжело чувствовать себя чужим среди тех, чьи жизни защищал в риске своей жизнью. Они попросту не понимали, что я делал и зачем. Времена сменились, и до обидного малое количество это по-настоящему осознали. Вот и трагедия — когда люди не хотят принимать друг друга, живущие в слишком разных мирах даже в пределах одного и того же Города.
Я беспомощно тонул в своих воспоминаниях, которые не вытравишь никаким количеством Экса. Тут ко мне на ступеньке присоединился Хоп. Сел рядом, крякнув по приземлении, и достал сигарету. Табак Плутона был горче красной синтетики, но действовал мягче. Я попросил папироску, Хоп не стал противиться. Нервная затяжка вырвала из комка мыслей, задавившего большую часть положительных эмоций, я даже встрепенулся. Сколько ни сопротивляйся, а порой и правда блуждаешь по своей памяти словно по тонким улицам ярусов. Одного за другим, и чем глубже, тем более отвратительные образы всплывают со дна. Подавленные эмоции, так и не нашедшие выхода. Законсервировались лишь на время, чтоб однажды рвануть так сильно, что из запоя не выползешь никогда. Тут и Экс не спасёт, остаётся только выстрел в висок или Троебожие. Не знаю, что из этого хуже.
— Как ты? — Хоп спрашивал с опаской, хоть и чувствовал себя более уверенно. Оружия у меня теперь нет, да и запал погас. Если для кого-то представляю опасность, то исключительно для себя самого.
— Не могу понять, — я пнул камушек, валявшийся у ботинка. Лестницы мало-помалу разваливались, их останки разбросаны тут и там. Слишком много постояльцев тут было, — тоскливо. Единственное, что даже себе могу сказать.
Хоп промолчал. Он понял, что я нуждаюсь в тишине. Докурил и оставил меня, бросив бычок куда-то в сторону. Маленький кружок догорающего табака пропал во тьме, недостаточно яркий, чтоб привлекать внимание. Город же светился как мог. Даже Солнце в небе не смогло перебить неоновые отблески центра, напичканного разными цветами. Отсюда он выглядит глупо, изрядно похожий на попытку победить другие Города в высоте своих небоскрёбов. Каждое поселение на Плутоне будто старается достать до звезды, когда та столь далека он нас, что выглядит ненастоящей. Только чудом добирающийся свет от неё ещё заставляет поверить, якобы тепло, которое ощущаю, не выдуманное, что оно не является плодом работы Города. Солнце — последняя ценность.