Вилла на холме
Шрифт:
— О, какая прелесть! Просто изумительно! — воскликнул молодой человек. — Странно видеть такое не в музее. Не думал, что подобные шедевры могут быть достоянием частных владельцев.
Его восторг немного смутил Мэри. Она решила не говорить гостю, что на всей вилле не было ни единого кресла, в котором можно было бы удобно расположиться, или что мраморные полы и высокие сводчатые потолки заставляли здешних обитателей дрожать от холода в любую погоду, если только на улице не стояла страшная жара.
— И все это принадлежит вам? — спросил молодой человек.
— Не мне, моим друзьям. Они пригласили меня здесь погостить,
— О, простите. Вы так прекрасны, что вам по праву должны принадлежать все красивые вещи.
— Пойдемте со мною, — сказала Мэри. — Я хочу предложить вам стакан вина, а затем мы с вами поглядим на сад.
— Спасибо, но я не обедал. Боюсь, вино ударит мне в голову.
— Почему вы не обедали?
Он как-то беззаботно, по-мальчишески рассмеялся:
— У меня не было денег. Вы не беспокойтесь — я пообедаю завтра.
— Но ведь это ужасно! Пойдемте на кухню, я взгляну, нельзя ли вас чем-нибудь накормить.
— Я не голоден. К тому же есть нечто более важное, чем еда. Покажите мне ваш сад при лунном свете.
— Сад никуда не денется, да и луна тоже. Я сейчас приготовлю вам ужин, а потом любуйтесь всем, чем пожелаете.
Они прошли на кухню. Это была огромная комната с каменным полом и огромной старинной кухонной плитой, на которой можно было приготовить еду на полсотни гостей. Нина и Чиро давно уже спали, а кухарка ушла домой, в свою хибару на склоне холма, ниже виллы. Мэри и ее гость, рыскавшие в поисках еды, чувствовали себя грабителями. Они нашли хлеб, вино, масло и бекон. Мэри включила электрическую печь, которую установили здесь нынешние хозяева виллы, и поджарила несколько ломтиков хлеба, а затем стала готовить яичницу.
— Отрежьте несколько ломтиков бекона, — скомандовала она молодому человеку. — Мы добавим их к яичнице. Кстати, как вас зовут?
Держа в одной руке бекон, а в другой нож, он щелкнул каблуками и представился:
— Карл Рихтер, студент. Изучал искусствоведение.
— О, я думала, вы итальянец, — сказала она непринужденно разбивая ножом яйца. — Ваше имя похоже на немецкое.
— Я австриец, вернее, был им, пока существовала Австрия.
Это было сказано столь печальным голосом, что Мэри бросила на молодого человека вопрошающий взгляд.
— Откуда же вы знаете английский? Вы бывали в Англии?
— Нет. Я учил язык в школе, а потом в университете. — Он вдруг рассмеялся: — Как здорово, что вы умеете это делать!
— Что именно?
— Готовить.
— Может, вас это удивит, но я выросла в обычной, ничем не примечательной семье и не только училась готовить, но и постоянно применяла свое умение на практике.
— Верится с трудом.
— Вам приятнее вместо этого думать, что я всю жизнь жила в роскоши, окруженная целым штатом заботливых слуг?
— Да. Как принцесса из волшебной сказки.
— Что ж, пусть так. Будем считать, что я умею готовить яичницу и жарить бекон, потому что это одно из качеств, дарованных мне моей крестной-феей.
Когда ужин был готов, они поставили тарелки на поднос, и молодой человек понес его в столовую. Мэри шла впереди, показывая дорогу. Столовая была большая, с расписным потолком, гобеленами на стенах и большими позолоченными деревянными канделябрами. Мэри и ее гость расположились в роскошных высоких креслах друг против друга за обеденным столом.
— Мне так стыдно за мою убогую и ветхую одежду, — улыбнулся молодой человек. — В этой роскошной комнате надо быть одетым в великолепные шелка или в бархат. Как кавалеры на какой-нибудь старинной картине.
Его костюм был изношен, ботинки явно перебывали в руках многих сапожников, открытая у ворота рубашка была обтрепана. Галстука молодой человек не носил. При свете свечей в канделябрах глаза его казались черными, бездонными; голова была какой-то странной формы, а волосы очень коротко острижены. Скулы на его лице выступали вперед, а щеки, наоборот, запали; кожа отличалась бледностью. Читавшаяся на лице усталость придавала ему весьма трогательный вид. Мэри подумала, что, если одеть молодого человека в живописный костюм — ну, скажем, как у одного из юных князей на какой-нибудь картине Бронзино [3] из галереи Уффици, — он мог бы казаться красивым.
3
Бронзино Анджело(1503–1572) — итальянский живописец, представитель маньеризма.
— Сколько вам лет? — спросила она.
— Двадцать три.
— Тогда все неприятности должны казаться вам пустячными.
— Что толку от юного возраста, когда человек лишен надежд на будущее? Я живу в темнице, из которой мне не вырваться.
— Ну а музыкой вы занимаетесь не профессионально?
Он засмеялся:
— Вы задаете мне такой вопрос после того, как слышали мою игру? Разумеется, я не скрипач. Удрав из Австрии, я устроился работать в отель, но хозяева начали прогорать и кое-кого уволили, в том числе меня. Мне удавалось еще пару раз ненадолго устраиваться на случайную работу — это так трудно, особенно иностранцу, да еще не имеющему документов! На скрипке я играю, когда представляется случай, — зарабатываю себе на пропитание. Надо сказать, это случается довольно редко.
— Почему вам пришлось бежать из Австрии?
— Некоторые студенты были недовольны аншлюсом. Мы попытались создать организацию сопротивления. Конечно же с нашей стороны это было глупо. Просто бессмысленно. Единственным результатом этой затеи было то, что двоих из нас расстреляли, а остальных отправили в концлагерь. Срок мне дали небольшой — полгода, но я бежал, перешел через Альпы и попал в Италию.
— Ваша история просто ужасна, — отозвалась Мэри. Слова эти вряд ли были уместны в данном случае, но ничего лучшего ей в голову не пришло. Он ответил с иронической усмешкой:
— Я, знаете ли, не единственный человек, которого постигла подобная участь. Таких, как я, сейчас тысячи, десятки тысяч. Я-то хоть на свободе.
— Но что вы думаете делать дальше?
На лице молодого человека изобразилось отчаяние. — Он хотел было ответить, но потом вдруг нетерпеливо махнул рукой и рассмеялся.
— Не заставляйте меня думать об этом сейчас. Позвольте мне насладиться драгоценными мгновениями, проведенными в вашем обществе. За всю жизнь со мною ни разу не случалось ничего подобного. Я хочу насладиться моим счастьем и, что бы ни произошло со мной потом, всегда буду помнить этот вечер. Это воспоминание станет одним из самых дорогих моих сокровищ.