Вилла в Италии
Шрифт:
Чувствуя себя в растерянности и не зная, за что взяться, певица бесцельно бродила по комнате. Остановилась перед изображением кардинала, потом подняла взгляд к портрету Беатриче Маласпины, будто ожидая от нее ответа. Пора уже было этому приключению закончиться, пора отыскаться проклятому кодициллу, пора всем возвращаться к реальной жизни. Приезды Тео, Гримонда, Оливии и Слэттери внесли студеный воздух реальности в воцарившуюся на вилле атмосферу безоблачного счастья. А эта невзначай брошенная сестрой новость об их матери… Нет, Делия не позволит, чтобы теперь это
Это было так несправедливо по отношению к отцу, он совсем не заслужил подобного обращения. Как он примирился с сознанием, что сын и наследник на самом деле ему не родной? Лорд мог бы обратиться в суд, но такой человек, как отец, никогда такого не сделал бы. Никогда не допустил бы, чтобы его имя полоскали в грязи, чтобы люди смеялись над тем, что он стал рогоносцем, еще не успев стать мужем, не смог бы погубить репутацию жены. Возражал бы против огласки Том Мелдон? Нет, пожалуй; он был из тех, кто выходит из мужских игр героем.
Неудивительно, что отца не огорчила смерть Босуэлла. То не было бездушием с его стороны и не было сдержанностью, когда горе переживается глубоко внутри. Он, вероятно, не испытал ничего, кроме облегчения. Мужчинам не однажды в истории приходилось растить чужих детей как своих собственных. Делия слышала о таких, что, вернувшись с войны, находили дома беременную жену или даже крепкого малыша, который никак не мог быть их собственным. Это часто приводило к разводу или, с благословения жестокого закона, к принудительной отдаче ребенка на усыновление — не важно, с согласия матери или нет. Но бывало и так, что ребенка принимали как своего собственного.
И тогда возникали узы, основанные не на общей крови, а на привязанности. Но только не в том случае, когда кукушонком в гнезде был Босуэлл, а суррогатным отцом — такой восприимчивый человек, как ее отец. Ясно, что лорд Солтфорд не питал иллюзий в отношении характера Босуэлла. Жаль, что он не мог повстречаться с Люциусом и услышать его историю. У лорда Солтфорда американец не встретил бы враждебности или осуждения. Совершенно очевидно, чью сторону принял бы отец: то, что собирался сделать Босуэлл в 1945 году в Италии, было бы осуждено им без колебаний.
Делия остановилась перед фреской с изображением виллы и ее хозяина-поэта, в смешной шляпе радушно приветствующего гостей. Потом двинулась вдоль вереницы других фигур, задаваясь вопросами, кто были эти люди, зачем приезжали на виллу, как познакомились с Беатриче Маласпиной. Как выглядело все здесь, на вилле, в мае 1890-го? Длинные платья, кружевные зонтики, мужчины в полотняных костюмах. Или в двадцатые и тридцатые? Гости весело болтают, смеются, выплескиваются на террасу; легкие летние одежды; в руках бокалы с напитками; сигаретный дым поднимается в воздух; сплетни, дискуссии о книгах, художниках, науке; возникают влюбленности, завязываются романы…
Все ушло, и осталась одна только пестрая процессия на плохо освещенной стене, жизнерадостно шествующая сквозь время. К черту это жалюзи, почему оно не открывается? В порыве внезапного раздражения Воэн яростно дернула за шнур, и штора с грохотом обрушилась, едва ей не на голову.
Поток света хлынул в темный угол, и вся комната преобразилась. Делия вдруг удивленно замерла, забыв про оборванное жалюзи. Потом шагнула ближе и присмотрелась. Что это Люциус выдумал? Зачем поместил себя так далеко от остальных, почти во главе колонны? Она перевела взгляд на другой конец — да нет, вот он, в своем сером костюме и шляпе. Неужто так исполнился самомнения, что изобразил себя дважды? Но как он ухитрился втиснуть в середину цепочки дополнительную фигуру? Закрасил ту, что была на этом месте?
Певица наклонила голову и прищурилась, чтобы получше рассмотреть. Нет, просто случайное совпадение, только и всего. Это другой человек, просто очень похожий на американца, гораздо более ранний гость «Виллы Данте». Интересно, сам Люциус это заметил? Надо будет обратить его внимание.
— Доброе утро. — Марджори вошла в гостиную. — Ты сегодня ранняя пташка.
— Взгляни-ка сюда, — указала Делия. — Кто это?
— Что ты сделала со шторой? Боже, как меняет всю картину дополнительное освещение! А это Люциус. Его портрет. Написанный, я бы сказала, с большим сходством. Впрочем, нет, это не может быть он, не на этом же месте! Кроме того, смотри, во что он одет. У нашего нет такого кремового костюма, да таких фасонов и не носили в нашем веке. А где Люциус?
— Удрал на пляж. Кажется, я его обидела.
— Ничего, переживет. Вернется к завтраку; чувства еще никогда не отвращали людей от еды. Потом покажем ему нашу находку. Удивляюсь, как это он сам не заметил, ведь должен был изучить всех этих людей прежде чем взяться за работу.
— Да, но эта часть комнаты всегда была в тени, и порой последнее, что замечаешь, свой собственный портрет.
— Тоже верно. И ведь это не просто похожие черты лица. Поза, осанка, и руку Люциус вскидывает точно так же.
— В этом есть что-то мистическое.
— Что мистическое? — спросил Джордж, входя. — Я услышал ваши голоса. Надеюсь, не помешал?
— Ну что вы, — сказала Делия. — Посмотрите, что мы нашли.
Реакция ученого была незамедлительной.
— Тут нет ничего мистического. Все абсолютно логично. Я думаю, что мы обнаружили еще одну связь между нами и Беатриче Маласпиной. Этот человек имеет отношение к Люциусу, я уверен. Он мог быть его дедом — вот вам и связь между семьей Уайлда и виллой. Этот человек гостил здесь много лет назад, и во время его пребывания с него и был написан этот портрет. Где наш друг? Очень волнующее открытие.
Люциус стоял, уставившись на фигуру столь похожего на него человека.
— Черт, будь я проклят! Как я умудрился это пропустить?
— Вы его знаете?
— Конечно, знаю. Это мой дедушка Вульфсон. Отец моей матери.
— Он еще жив?
— Господи, нет! Дед был изрядно старше бабушки, а ей сейчас за семьдесят. Он умер несколько лет назад. Впрочем, все это какая-то бессмыслица. Когда со мной связались адвокаты, я спросил ее, не знала ли она некую Беатриче Маласпину, и та ответила, что нет.