Вилла в Италии
Шрифт:
— Мне несказанно повезло: ведь в этом бизнесе, в опере, жестокая конкуренция — лишь один из тысячи, из десяти тысяч чего-то добивается. Нужен голос и хорошие педагоги, а больше всего — удача, умение оказаться в нужном месте в нужное время. У меня все это было. И после достигнутых успехов признать, что мне это не подходит, — значит, выбросить все старания на ветер, зарыть талант в землю. Это казалось предательством по отношению к тем людям, которые помогали мне подниматься к вершинам профессии.
Она подтолкнула Люциусу свой бокал.
— Вам уже хватит.
— Вы говорите прямо как мой отец. Разве что для него и чайная ложка
На террасу вышла Бенедетта с серебряным подносом. На нем было пять маленьких рюмок, бутылка вина темно-золотистого цвета и блюдо с крохотными печеньицами.
— А это что за штуки? — спросила Марджори. — Похожи на сухарики с орехами.
— Бискотти, — пояснил Люциус. — Твердое, как кирпичи, сухое печенье; зубы поломаете, если попытаетесь откусить. Его надо окунать в вино — это десертное вино, очень сладкое, — и бискотти размягчатся. Тогда ешьте.
— Отлично. Дайте мне попробовать.
— Это вино гораздо крепче, чем то, что вы только что пили, — предостерег Делию Люциус. — У вас будет утром страшное похмелье.
— Но пока что ночь тепла и полна обещаний, небо в звездах, воздух благоухает ночными ароматами. Я пью не для того, чтобы утопить в вине свои печали.
Нет, сейчас она пила, чтобы отпраздновать то почти божественное откровение, что обрела здесь, на «Вилле Данте». Ее жизнь по-прежнему полна проблем, и утром, когда придется встретиться лицом к лицу с необходимостью принять решение, к которому подталкивало это откровение, все покажется еще тяжелее. Насколько иначе могло бы все быть, если бы они с Тео… Но она не намерена была говорить либо думать об этом — во всяком случае, не сейчас.
— Я хотела бы потанцевать нагой среди оливковых деревьев, но думаю, что упаду.
— Определенно упадете, — согласился Джордж с тревогой в голосе. — Умоляю вас не делать ничего подобного.
— Ночное прикосновение Бахуса, — промолвил Уайлд. Его минутный приступ паники миновал, и теперь, глядя на него, Делия видела иного Люциуса — находящегося в ладу с самим собой, веселого, смешливого, жизнерадостного. Что за странный человек, с этой многослойностью натуры и разными характерами, уживающимися в одном. У него, без сомнения, имелся набор и других личин на всякий необходимый случай. И одна из них очень пригодится ему осенью, когда он будет исполнять вторую главную партию на церемонии, которую Делия вспоминала с такой болью и страданием. Зная Эльфриду, можно было предположить, что эта свадьба будет еще более грандиозным мероприятием, чем свадьбы Джессики или Фелисити. В Йоркском соборе, вероятно, со всей пышностью и помпой. У Эльфриды всегда была вульгарная плебейская жилка. Она не заслуживает такого неординарного человека, как Люциус, и, конечно же, угробит всякие его надежды — если таковые имеются — быть кем-то, кроме как процветающим дельцом и машиной для зарабатывания денег.
— Еще минута, — звенящим голосом произнесла Делия, — и я усну прямо за столом!
Ей вспомнилась — да так живо, словно все происходило сейчас перед ее глазами — мудрая старая женщина, с которой она познакомилась в прошлом году, одна из лучших певиц своего поколения.
— Ты можешь посвятить всю жизнь тому, чтобы радовать других, и никогда не будешь чувствовать себя удовлетворенной, а можешь сделать так, чтобы самой получать от жизни удовольствие, — сказала она тогда Делии.
Та не поверила, но встревожилась.
— Что же я буду делать,
— Петь что-нибудь совершенно другое. Такое, от чего ты будешь получать удовольствие.
Воэн смотрела на мерцающие желтые язычки пламени.
— Наверное, мне должно быть стыдно поворачиваться спиной к высокому искусству, но мне не стыдно.
— Искусство и певец, — рассудительно изрек Джордж, — это не одно и то же. Я знаю нескольких певцов — исполнителей классической музыки, которые глупы как пробки.
— Думаю, именно они и делают это лучше всего, — ответила Воэн, чудовищно зевая. — Им все равно, их это глубоко не затрагивает, их ни на грош не волнуют эмоции, что приходится изображать в лучах рампы. Они просто перекатываются по сцене, отбарабанивают свои арии, умирают по сигналу, а потом спокойно отправляются домой выпить свою чашечку «Хорликса». [33]
Люциус посмеивался над ней; он опять соскользнул в тот образ, который Делия видела чаще всего, — легкомысленный и лениво-добродушный. Сейчас певица увидела это в виде занавеса, скрывающего куда более мятущуюся, беспокойную натуру. Хотя, пожалуй, под ней, еще глубже, скрывался его истинный характер, как раз соответствующий той внешней маске, что Уайлд надел. Воэн чувствовала, что Господь Бог не замышлял Люциуса человеком нервным, мятущимся, снедаемым заботой. Но не замышлял также скучным и заурядным, которому комфортно в том мире, какой он избрал своим поприщем.
33
Фирменное название укрепляющего молочного напитка.
— Я вам кое-что скажу, причем совершенно бесплатно. — Делия с трудом подавила зевок. — Вы не очень-то счастливы в роли банкира и не будете счастливы в роли мужа Эльфриды. Никогда. Даже не надейтесь.
С этими словами она уронила голову на руки и уснула.
— Так, — фыркнула Марджори.
— Была ли это просто пьяная болтовня или правда, хотел бы я знать, — проговорил Джордж.
— Это правда, — немедленно откликнулась Джессика. — Делия никогда не лжет о себе. На самом деле она очень редко говорит о себе, но уж если говорит — поверьте мне, это серьезно.
— Что будем с ней делать? — спросил физик. — Следует ли ее разбудить и посоветовать идти в постель?
— Не думаю, что у вас получится. — Марджори макнула сухарик в вино. — Теперь она проспит до утра.
— Но мы не можем оставить ее здесь, за столом.
— Когда допьем вино, мы с вами отнесем ее наверх, — предложил банкир. — А девушки уложат в кровать.
— Если бы Делия была вашей подругой и переживала все то, о чем сейчас говорила, вы догадались бы об этом? — спросила Джессика у Марджори.
— Что она переживает кризис? О да. Я бы догадалась.
— Как получается, что вы, совершенно посторонний человек, это увидели, а я — нет, хотя знаю ее так хорошо? И находилась от нее так близко?
— Я наблюдаю людей, это моя работа. А вы — нет. Кроме того, существует определенное количество эмоциональной сумятицы, с которой человек может смириться. У всех нас есть свои пределы. Делия нащупала этот предел, и теперь займется переоценкой собственного «я» с точки зрения практической жизни и приемлемости для себя. Ей повезло — не многие на это способны.