Виндера. Танец медных королей
Шрифт:
– Скорее всего, его мама и есть кухарка, – ответила за Миколашку Рина. – Это не такой большой дом, чтобы тут был дворецкий и куча другой прислуги. Наверняка здесь только наемные работники, которые приходят на пару часов в день. Маму Миколашки, должно быть, попросили присмотреть за домом, пока хозяева в отъезде, а она ночами подрабатывает в санатории на берегу озера. Поэтому в ночь проклятия Миколашка в доме остался один.
«Да, – согласился тот, – я и один упрявляюся харошо».
– Это, по-моему, не самое умное решение – оставлять ребенка стеречь дом ночью одного, – сказал Альберт. – Но ты молодчина, братец, отлично справился!
– И не говори! – поддержала Рина. – Миколашка, а давно ты видел кудесников? В смысле, эти штуковины, которые грабят дома?
«Дня три не видать». – Цифра снова была отпечатана с помощью перчатки с двумя загнутыми пальцами.
– Отлично! Идем за дровами, Альберт!
Им удалось найти немного сухих веток под козырьком разрушенного дома и принести пару отломанных от пристроек дверей, а еще того самого хмеля для растопки. Альберт прогнал Рину от камина и занялся им сам с помощью Миколашки, вселившегося в искродел, а Рине велено было готовить ужин, то есть раскладывать на протертом столе открытые банки с консервами.
В плошках под скатами крыш собралась дождевая вода, которую вскипятили. Из части сделали бульон для ухи, другую выпили вместо чая. Пока ужинали, рассказали Миколашке все, что могли, о снятии проклятия.
– Но тебе лучше не освобождаться раньше времени, – предупредила его Рина. – Подожди немного, пока мы разберемся с кудесниками, иначе можешь стать их добычей.
Но Миколашка и без того не спешил становиться человеком.
«Я в таком виде ловчее управляюсь, – объяснил он. – Если кто человеком станет и грабить придет я отобьюся а так я маленький не уберегу дом только у нас целый точно грабить придут а хозяйва еще нескоро приедут даже когда человеками станут опять а мне еще мамаку надо в обиду не дать. – Кисточка замерла ненадолго, а потом вывела сокровенное: – Если хозяйва не приедут это будет наш с мамакой дом».
Но на всякий случай Миколашка попросил оставить ему записку, чтобы, превратившись обратно в человека, он мог вспомнить, что с ним произошло.
Потом Рина и Альберт развесили у очага мокрую одежду и другие вещи, завернулись в старые шерстяные одеяла, которые Миколашке каким-то чудом удалось спасти даже от моли, и уснули под шелест дождя за окном.
Глава 3. Плавучая скамья
Волшебному Архангельску и его пароходам
Было позднее утро, когда Рина разлепила сонные глаза и выбралась из шерстяного кокона. Она чувствовала себя так, будто на ней всю ночь боролось стадо Собирашек. Мышцы болели даже там, где Рина и не предполагала их существования, а нога противно заныла, стоило шевельнуть ею под одеялом. Рина пощупала ступню. Горячей она не была, и странное лекарство, предложенное вчера Миколашкой, неплохо подсушило порез – жить можно.
Рина села на продавленном диване и хмуро посмотрела на шерстяной куль по соседству, где спал Альберт. Настроение было хмурым, как вчерашний вечер. Спасать мир решительно не хотелось. И уже не выходило подбодрить себя мыслью о том, что победа совсем близко. Рина не знала, сколько времени у них уйдет даже на то, чтобы расколдовать кудесников, а после них ждало еще целое уснувшее королевство. И, честно говоря, не было никаких гарантий на успех. Никто не мог обещать ей, что в конце все будет хорошо, что старания и страдания окупятся и каждая пролитая слезинка и капелька крови наполнят победный кубок, а не прольются мимо. Но Рина знала, что из попытки еще может выйти толк, а из бездействия – точно нет. Поэтому, шумно вздохнув, она поднялась с постели у камина, заботливо подтопленного хозяином, и поворошила гнездо Альберта. Оттуда послышалась невразумительная ругань вроде той, какую Рина слышала наутро после ночи звездопадов, когда они засиживались почти до рассвета, а потом Альберт никак не мог проснуться. Мама ласково называла его ранней пташкой, а Рина просто петухом – они обычно такие же рыжие и так же противно горланят, будя всех подряд.
– Вставай, нам пора спасать родителей! – громко сказала Рина, не сумев растормошить брата с первой попытки.
Альберт тут же вскочил, в панике замахал руками, стаскивая с себя одеяло, в которое закутался с головой, посмотрел осоловело на Рину, на пыльный дом. Глаза брата постепенно обретали новую реальность, и эта реальность, повиснув на уголках его губ, потянула их вниз. Из сердитого и сонного Альберт вмиг сделался разбитым и несчастным.
Пока он просыпался окончательно и умывался из ковшика, Рина открыла банку ананасов в собственном соку, подумав, что на завтрак должно быть непременно сладкое: это поднимет им настроение. Ананасы, за двести лет сохранившие не только сладость, но и кислоту, заставили щипать все ранки – то ли Рина случайно прикусывала щеки изнутри от переживаний, то ли это были крохотные язвочки.
Завтракали в полной тишине, готовясь к тяжелому дню и раздумывая, как будут добираться до искусственного островка посреди озера и отбиваться от Собирашек, если они тут все-таки остались. Для этого Рина еще вчера с большим трудом уговорила Миколашку одолжить им пару маленьких зеркал из его коллекции.
– Хотя бы дождь перестал, – постаралась она привнести в утро чуточку энтузиазма.
– Угу, – кивнул угрюмый нахохлившийся Альберт.
За окнами стоял густой туман, и Рина пока не могла определить – хорошо это или плохо. Велосипед, привезший их в Крестоль, куда-то делся еще вчера. В дом он даже не заехал, только сбросил с себя корзину и мешок и скрылся из виду, как только они вошли. Рина предположила, что он отправился изучить город, пока темно, посмотреть выход к озеру и наличие каких-нибудь средств переправы. Не мог же он просто бросить их и уехать восвояси. Или мог?
«Странное дело, – думала про себя Рина. – Теперь, когда мы так близки к цели и даже знаем, что нужно делать, почему-то не прибавляется сил. Должно же появиться какое-нибудь второе дыхание?»
– Велик приехал! – внезапно подпрыгнул Альберт, указывая только что облизанным пальцем в окно. – Я так и думал, что он лазурный! Королевский же!
– Не пугай так! – Выдернутая из размышлений Рина почувствовала, как не сразу опустились вставшие дыбом волосы. – И он больше синий, чем лазурный.
Миколашка открыл входную дверь, и велосипед вкатился в гостиную, оставляя на пыльном полу с россыпью следов и остаточных надписей темные полосы от влажных колес. Пахнуло прохладой и сыростью, и к этому запаху примешался сладковатый гнилостный душок, как будто велосипед проехал по застоялой воде, в которой долгое время лежали картофельные очистки. Что-то такое бабушка Ната готовила в качестве подкормки для смородины, кажется.
– Доброе утро! – сказала Рина, еле-еле найдя в себе силы вежливо улыбнуться. – Вы, наверное, исследовали город, пока мы спали? Там есть переправа?
Раздался короткий высокий гудок, и Рина поняла его как «да». Этот велосипед предпочитал использовать для общения все музыкальные возможности своего клаксона, так что приходилось понимать его не по количеству гудков, а по тональностям. Он не стал играть с ними в буквенную угадайку, и его имени брат и сестра до сих пор не знали.
– Отлично!
– А Собирашки? – опасливо спросил Альберт.
В этом вопросе велосипед, наверное, не был уверен, так что издал два гудка – повыше и пониже.