Винни Пух и Все-Все-Все и многое другое (полная версия с приложениями)
Шрифт:
— Вот, значит, как, — сказал Пух, пропев все это трижды. — Вышло не то, чего я ожидал, но что-то вышло. Теперь надо пойти и спеть все это Пятачку.
«Я ищу новый адриск для Совы ты тоже Кролик».
— Что все это значит? — спросил Иа.
Кролик объяснил.
— А в чем дело с ее старым домом?
Кролик объяснил.
— Мне никогда ничего не рассказывают, — сказал Иа. — Никто меня не информирует. В будущую пятницу, по моим подсчетам, исполнится семнадцать дней с тех пор, как со мной в последний раз говорили.
— Ну, семнадцать — это ты преувеличиваешь…
— В будущую пятницу, — пояснил Иа.
— А сегодня суббота, — сказал Кролик, — значит, всего одиннадцать дней. И, кроме того, я лично был тут неделю назад.
— Но беседа не состоялась, — сказал Иа. — Не было обмена мнениями. Ты сказал «Здорово!» и промчался дальше. Пока я обдумывал свою реплику, твой хвост мелькнул шагов за сто отсюда на холме. Я хотел было сказать: «Что? Что?» — но понял, конечно, что уже поздно.
— Ну, я очень спешил.
— Должен говорить сперва один, потом другой, — продолжал Иа. — По порядку. Иначе это нельзя считать беседой. «Здорово!» — «Что, что?» На мой взгляд, такой обмен репликами ничего не дает. Особенно если когда
— Ты сам виноват, Иа. Ты же никогда ни к кому из нас не приходишь. Сидишь как сыч в своем углу и ждешь, чтобы все остальные пришли к тебе. А почему тебе самому к нам не зайти?
Иа задумался.
— В твоих словах, Кролик, пожалуй, что-то есть, — сказал он наконец. — Я действительно пренебрегал законами общежития. Я должен больше вращаться. Я должен отвечать на визиты.
— Правильно, Иа. Заходи к любому из нас в любое время, когда тебе захочется.
— Спасибо, Кролик. А если кто-нибудь скажет Громким Голосом: «Опять Иа притащился!» — то ведь я могу и выйти.
Кролик нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— Ну ладно, — сказал он, — мне пора идти. Я порядком занят сегодня.
— Всего хорошего, — сказал Иа.
— Как? А, всего хорошего! И если ты случайно набредешь на хороший дом для Совы, ты нам сообщи обязательно.
— Обещаю, — сказал Иа.
И Кролик ушел.
Пух разыскал Пятачка, и они вдвоем побрели снова в Дремучий Лес.
— Пятачок, — застенчиво сказал Пух, после того как они долго шли молча.
— Да, Пух!
— Ты помнишь, я говорил — надо сочинить Хвалебную Песню (Кричалку) насчет Ты Знаешь Чего.
— Правда, Пух? — спросил Пятачок, и носик его порозовел. — Ой, неужели ты правда сочинил?
— Она готова, Пятачок.
Розовая краска медленно стала заливать ушки Пятачка.
— Правда, Пух? — хрипло спросил он. — Про… про… тот случай, когда?… Она правда готова?
— Да, Пятачок.
Кончики ушей Пятачка запылали; он попытался что-то сказать, но даже после того, как он раза два прокашлялся, ничего не вышло. Тогда Пух продолжал:
— В ней семь строф.
— Семь? — переспросил Пятачок, стараясь говорить как можно небрежнее. — Ты ведь не часто сочиняешь Кричалки в целых семь строф, правда, Пух?
— Никогда, — сказал Пух. — Я думаю, что такого случая никогда не было.
— А Все-Все-Все уже слышали ее? — спросил Пятачок, на минуту остановившись лишь затем, чтобы поднять палочку и закинуть ее подальше.
— Нет, — сказал Пух. — Я не знаю, как тебе будет приятнее: если я спою ее сейчас, или если мы подождем, пока встретим Всех-Всех-Всех, и тогда споем ее. Всем сразу.
Пятачок немного подумал.
— Я думаю, мне было бы всего приятнее, Пух, если бы ты спел ее мне сейчас… а потом спел ее Всем-Всем-Всем, потому что тогда они ее услышат, а я скажу: «Да, да, Пух мне говорил», и сделаю вид, как будто я не слушаю.
И Пух спел ему Хвалебную Песню (Кричалку) — все семь строф. Пятачок ничего не говорил — он только стоял и краснел. Ведь никогда еще никто не пел Пятачку, чтобы он «Славился, славился на века!». Когда песня кончилась, ему очень захотелось попросить спеть одну строфу еще раз, но он постеснялся. Это была та самая строфа, которая начиналась словами: «О Храбрый, Храбрый Пятачок». Пятачок чувствовал, что начало этой строфы особенно удалось!
— Неужели я правда все это сделал? — сказал он наконец.
— Видишь ли, — сказал Пух, — в поэзии — в стихах… Словом, ты сделал это, Пятачок, потому что стихи говорят, что ты это сделал. Так считается.
— Ой! — сказал Пятачок. — Ведь я… мне кажется, я немножко дрожал. Конечно, только сначала. А тут говорится: «Дрожал ли он? О нет, о нет!» Вот почему я спросил.
— Ты дрожал про себя, — сказал Пух. — А для такого Маленького Существа это, пожалуй, даже храбрее, чем совсем не дрожать.