Виннипегская Стена и я
Шрифт:
Я не одна. Я в норме. Я вздрогнула, и мои мышцы сжались.
— Лучше?
— Немного, — пробормотала я, потирая кончиками пальцев прошитый подол его майки. Прекрати вести себя как ребенок. Ты не умираешь. С тобой все хорошо. Я заставила себя открыть глаза и поднять голову, пока не прислонилась ею к стене позади себя. Я совсем ничего не видела, но все нормально.
Я в порядке.
Один глубокий выдох через рот, и я стала дышать спокойнее. Другая пара в лифте к данному моменту перешла на очень тихий шепот, и я не понимала, о чем
И снова, если бы меня так сильно не пугали темные и маленькие пространства, то ничто из этой ерунды не показалось бы мне важным. Мы не навсегда застряли внутри, и лифт вдруг не упадет, и мы не умрем.
Надеюсь.
Вдруг лифт резко дернулся, женщина в углу закричала, а лампы в потолке на секунду замигали и снова погасли.
К черту все это.
С навыками, которыми не знала, что обладаю, я приподнялась и скользнула на колени Эйдену так быстро, что даже не поняла, что делала, потому что если бы я над этим задумалась, то уж точно никогда такого не сделала бы. Ни в коем чертовом случае. Но, если честно, я поступила именно так.
Я у Эйдена на коленях. Он сидел, его ноги были скрещены, мускулистые бедра обхватывали как в коконе мои бедра, его подбородок находился прямо около моего уха. Меня охватила дрожь.
Эйден выпрямился позади меня; его бедра напряглись под моей попой.
И именно тогда я ощутила стыд.
— Прости, — извинилась я, поднимаясь.
Его ответом стало:
— Заткнись.
Он положил руки на мои голые голени, притягивая меня обратно к нему; моя спина прикоснулась к его твердой груди, и я поняла, что его футболка полностью промокла из-за дождя. Но мне было плевать. И его ноги расслабились подо мной.
Мне казалось, будто я сидела на кресле-мешке. Большом, твердом, мокром мешке, который дышит... и у него две руки, которые обнимают мои голые колени. И у меня вырвался жалостный, глубокий вдох, и я расслабилась в объятиях Эйдена.
Большим пальцем он круговыми движениями поглаживал чувствительное местечко на внутренней стороне моего колена, вызывая у меня очередной вздох.
Здоровяк пробубнил что-то у моего уха, его теплое дыхание подействовало на меня успокаивающе.
— Не хочешь рассказать, из-за чего все это? — шепотом спросил он.
— Не очень, — пробормотала я, сцепляя руки на коленях.
Он насмешливо усмехнулся и замолчал, пока...
— Ты сидишь на мне. Полагаю, ты мне должна.
Я снова попыталась вырваться, хотя мне этого не хотелось, но эти большие руки сжали меня еще сильнее, он раскрыл свою ладонь, и теперь его пальцы накрывали мое колено и часть моего бедра.
— Прекрати. Я дразню тебя, — сказал он.
Дразнит меня? Эйден? Я вздохнула, не открывая глаз.
— Я боюсь темноты, — как будто это не очевидно.
Он, кажется, даже не дышал.
— Ага,
— Ох. В любом случае, спасибо, — я сделала еще один глубокий вдох. — Я, правда, боюсь темноты, как здесь, когда я не вижу ничего. Это началось, когда я еще была ребенком, — объясняла я напряженно.
— Почему? — встрял он.
— Что, почему?
Из него вырвался раздраженный вздох.
— Почему ты боишься темноты?
Я хотела спросить, на самом ли деле он хочет знать, но, конечно же, это так. Я не обязана желать рассказать ему — да я никому не хочу об этом рассказывать — но в его словах есть смысл. Мне двадцать шесть, а я сижу на его коленях после приступа панической атаки, и все потому, что выключился свет. Полагаю, я вроде как должна ему.
— Это глупо. Я знаю, что это глупо. Ладно? Когда мне было пять, мои сестры... — хотя уверена, я должна винить Сьюзи, так как именно она была главным умом этого инцидента... — заперли меня в шкафу.
— Поэтому тебе страшно? — хватило у него смелости спросить до того, как я успела продолжить.
— На два дня без света, — закончила я.
Отреагировал Эйден не голосом, мне показалось, будто пришло в движение все его тело. Миллиметр за миллиметром он полностью напрягся, от пальцев ног до макушки.
— Без еды и воды?
От меня не ускользнул тот факт, что он подумал о такой маленькой детали. И это самая ужасная часть. По крайней мере, сейчас я думала, что это самая ужасная часть истории.
— Они оставили мне воду и конфеты. Еще чипсы.
Эти сучки, даже в семь, восемь и девять лет уже были порочными. Они все спланировали.
Она запланировали запереть меня там, потому что не хотели за мной присматривать, пока мамы нет дома. Ради всего святого, они не хотели играть со мной. Прежде чем уйти, они насмехались надо мной за дверью.
Я вздрогнула, хотя мне этого и не хотелось.
— Где была твоя мама? — спросил он своим устрашающе спокойным голосом.
Не уверена, что вдруг в этих воспоминаниях, которые я оттолкнула подальше, заставило меня чувствовать себя пульсирующей, болезненной раной. Из меня вырвался неконтролируемый длинный вздох.
— Думаю, тогда она с кем-то встречалась. Возможно, это был отец моего младшего брата.
Я плохо все помню. Он несколько лет то появлялся, то исчезал из наших жизней. Единственное, что я точно знаю, тогда ее дома не было.
— Иногда она на несколько дней исчезала, но это было моим бременем.
— Кто тебя выпустил?
— Они, — они открыли дверь и издевались надо мной за то, что я повела себя как ребенок и описалась. Мне понадобился час, чтобы заставить себя выйти оттуда.
— Что случилось потом? — он до сих пор говорил этим спокойным, терпеливым голосом, который просто кричал «неправильно» во всю силу своих легких.