Виновник торжества
Шрифт:
— Ну да, мы с другом были. Он и записал шифр мне и себе.
— А вы давно его знаете? — Дежурный уже заинтересованно смотрел на Марину.
— Утром познакомились… — смутилась девушка. — Но это ничего не значит. Он студент, очень хороший мальчик, мы с ним целый день гуляли, а в Эрмитаже потерялись. — Она спешила защитить своего нового друга, в глубине души понимая, что дежурный прав в своей догадке — ее банально ограбили.
Дежурный вздохнул, увидев, как по ее щекам катятся слезы, а голос дрожит от обиды.
— Вот что, голубка, — мягко продолжил он. — Вон там в конце зала ожидания, справа, дверь, иди туда. Увидишь табличку «Линейная милиция». Придешь, все объяснишь, напишешь заявление.
Молодой милиционер, выслушав ее сбивчивый рассказ, положил перед ней лист бумаги, ручку и коротко
— Пишите… — И стал рыться в какой-то папке. Достал несколько фотографий, разложил перед ней веером:
— Который? — так же коротко спросил.
Марине и искать долго не пришлось. Она ткнула пальцем в знакомое лицо. Артем, теперь уже без его обаятельной улыбки, угрюмо взирал на нее с фотографии.
— Этот. Его зовут Артем. Он студент из Ростова.
А почему у вас оказалась его фотография?
— Он действительно Студент, — подтвердил милиционер. — У него кликуха такая. Только он не из Ростова. Наш, питерский, Сергей Ланцов, был карманником, щипачом, теперь на вокзалах промышляет. Вот найдет такую глупую и доверчивую девицу, и оставляет ее ни с чем. Он же обаятельный. Вот вы и клюете, дурехи.
Марина сидела опустив голову и уже не плакала.
— Тебе есть куда пойти? — В голосе милиционера появилась нотка сочувствия.
— Да, здесь живет моя подруга. Надо позвонить, она уже, наверное, дома.
— Ну, найдем мерзавца, сообщим, — безнадежным тоном пообещал милиционер. — Он теперь затаится на какое-то время, но потом объявится. Мы его уже ловили как-то. Вот, фотку на память оставили, — усмехнулся милиционер. — Он уже сидел один раз, выпустили досрочно за хорошее поведение. Опять за старое принялся. Вокзал место хлебное…
Подавленная Марина пошла к телефону-автомату звонить Кате. На улице стемнело, вокзал жил своей жизнью. Народ сновал туда-сюда, слышались детские голоса, смех, носильщики покрикивали на толпу, толкая перед собой тележки с багажом:
— Ноги! — Народ расступался, чтобы сомкнуться опять. Маринины попытки дозвониться к Кате опять не увенчались успехом. К двенадцати часам ночи она почувствовала усталость. Нашла освободившееся кресло рядом с какой-то по виду приличной семьей и погрузилась в тяжелый сон. Время от времени она просыпалась, судорожно проверяя, достаточно ли крепко держит сумочку, и опять проваливалась в тревожный сон. Утром она проснулась, утешила себя мыслью, что сейчас позвонит маме и та пришлет ей денег. Может, объявится Катя. Купила в буфете булку, жидкий кофе и, кое-как перекусив, пошла звонить.
Мама, конечно, переполошилась, принялась ругать бестолковую дочь. Пришлось соврать, что деньги у нее вытащили, разрезав сумку, что ночевала у Кати. Иначе маму хватил бы удар. Мамина бурная фантазия порой переходила все разумные рамки: если Марина иногда задерживалась и вовремя не возвращалась домой, мама обзванивала больницы, морги, отделения милиции, подруг, знакомых, родственников и, переполошив всех на свете и не найдя дочь, носилась по квартире в полуобморочном состоянии, не находя себе покоя. И когда Марина наконец приходила домой, опоздав минут на сорок, мама бросалась к ней, рыдая и причитая, и стискивала в объятиях, попутно ощупывала, все ли на месте — руки, ноги, голова… Будто ее ненаглядная доченька вернулась из многолетнего плена. Марина пыталась бороться с маминой нездоровой фантазией, объясняла ей, что в случае чего может за себя постоять, показывала свое боевое оружие — газовый баллончик и швейцарский перочинный ножичек. Потом, уступив уговорам матери, стала с собой брать пакетик с молотым перцем. И частенько чувствовала себя дура дурой, когда, разыскивая что-нибудь в своей сумочке, на глазах у всего честного народа извлекала оттуда кучу всякого хлама, к которому со временем прибавились различные таблетки — валидол, анальгин, что-то от боли в желудке… Мама считала, что нужно иметь при себе и аптечку. Валидол почему-то вываливался из фольги и приобретал очень несимпатичный грязно-серый цвет. Но выбрасывать было жалко, и она как-то попыталась спасти жизнь какому-то азербайджанцу, когда он, сидя рядом с ней в метро, спросил, нет ли у нее чего-нибудь от сердца. Марина порылась в сумке, извлекла выщербленную грязноватую таблетку, протянула ее страждущему. Но тот, хватаясь за сердце, почему-то отказался, хотя Марина пообещала дать в придачу и таблетку от живота. Потом он на нее глазел еще две остановки и Марина никак не могла понять почему: то ли решил, что она сумасшедшая, то ли влюбился.
Теперь Марина соврала исключительно во благо маме, помня наставления подруги Аньки — правда хорошо, а счастье лучше. Пусть ее мамочка будет счастлива в своем неведенье…
Мама пообещала немедленно прислать телеграфом денег и строго-настрого приказала Марине не выпускать из рук сумочку с паспортом. А то без паспорта ей и этих денег не получить. Марина сразу повеселела: деньги придут сегодня же, с голоду она не умрет.
По улицам бродили праздничные толпы, и Марина решила, что Первого мая музеи должны быть открытыми. Ведь кто-то захочет приобщиться к искусству. Ее расчет оказался верным — Музей русского искусства был открыт. По студенческому она купила входной билет, порадовавшись, что студентам полагается большая скидка. В приподнятом настроении она бродила по залам и на какое-то время забыла о своих огорчениях. А когда Марина вышла на улицу и опять попыталась безрезультатно дозвониться к Кате, вдруг подумала, что Катя тоже могла куда-нибудь уехать на праздники. Как-то раньше Марине это не приходило в голову. И впервые она поняла, как опрометчиво поступила, не созвонившись предварительно с подругой…
На глаза навернулись слезы обиды. Марина подумала, что погорячилась, купив на последние деньги небольшую книжечку о Русском музее. «Ой, — пронзила ее догадка, — а ведь почта тоже может не работать ни первого, ни второго мая…» И медленно побрела к Михайловскому саду, посмотрев по карте, что идти недалеко. Главное, там есть скамейки, где можно спокойно посидеть и поразмыслить, как прожить два дня. А если в саду есть еще и фонтанчики, то она хотя бы не умрет от жажды…
Марине очень хотелось есть. Желудок начал подвывать от голода. Наверное, у девушки был такой несчастный вид, что какой-то парень, проходя мимо, бросил ей на колени десятку. Сначала Марина устыдилась своей неожиданной радости, но потом решила, что нечего раздумывать о том, как она низко пала, ей уже стали подавать милостыню, а поскорее и разумно распорядиться свалившимися с неба деньгами. Разумно было бы купить пирожок. «Но ведь пирожок маленький, им не наешься, даже червячка не заморишь. Лучше куплю сигареты. Как раз на пачку „Явы“ хватит. Никотин лошадь убивает, неужели голод не одолеет?» — пыталась подбодрить себя Марина со свойственным ей оптимизмом. Купила в киоске сигареты и вернулась на ту же скамейку.
Устроилась поудобнее, закурила и решила пока расслабиться. А там видно будет, что делать дальше. Прохожие неторопливо проходили мимо. Молодые парни иногда бросали какие-то шуточки, но вполне невинные. Мужчины постарше поглядывали с интересом, и было на что. Как она ни пыталась натянуть коротенькую юбочку на колени, вид у нее был все равно весьма легкомысленный. Что не преминули заметить сидящие на соседней скамейке две мамаши. Они принялись оживленно что-то обсуждать, бросая возмущенные взгляды в ее сторону. Рядом с ними крутились две девочки лет шести, прислушиваясь к разговору своих родительниц. Марина насмешливо наблюдала за этими клушами, а когда одна из девочек, чрезвычайно упитанная, с невероятно важным видом прошествовала мимо, а потом остановилась в двух шагах и как бы невзначай уставилась в упор на Марину, девушка не удержалась и прыснула. Девочка насупилась, но взгляд не отводила.
— Ну и чего ты смотришь? — вежливо поинтересовалась Марина. Девочка еще больше надулась, но уходить не собиралась. На руках она держала куклу какого-то странного голубоватого цвета в нарядном синем комбинезончике.
— Что ты в нее так вцепилась? Ты и так ее уже давно задушила, вон как она у тебя посинела.
Девочка испуганно взглянула на куклу.
— Смотри не смотри — поздно уже. Померла она у тебя! — Марина развлекалась от души. А девочка вдруг заревела басом и побежала жаловаться. Мамаши злобно закудахтали и потащили своих детей прочь. «Никогда такой не буду, — подумала Марина, провожая взглядом разгневанных мамаш с их противными детишками. — Буду всегда молодой и красивой, а дочку ни за что не стану откармливать, как поросенка!» Настроение у Марины заметно улучшилось, ей все-таки удалось расслабиться, и она даже задремала.