Виновник торжества

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Почему?

— А мы его есть не захотели! — И Родька, перейдя на шепот, наябедничал: — Очень гадкий был.

— Что же вы будете есть?

— Вечером новый сварю. А пока пускай яблоки грызут. — Отец сурово посмотрел на детей, и Лина Сергеевна не посмела перечить.

— Детям пора заниматься. У нас сейчас турнир по шашкам. Потом коллективное решение кроссворда. — Володя выразительно взглянул на тещу, и та поняла, что ей указывают на дверь. Она тогда обиделась на зятя, долго дулась, но когда Светка с Дашуткой приехали домой из роддома, отношения постепенно наладились. Дочь одна не справлялась с детьми, Володька опять отправился в плавание.

Лина Сергеевна несла в сумке

утюг и думала, что хорошо бы его продать. Дома уже было два — старый, электрический, который плохо гладил, и старинный чугунный, который ей достался в наследство от прежней хозяйки, когда она разменивала свою квартиру на две, чтобы отселить Светку с мужем. Как раз этим утюгом Лина Сергеевна и гладила, разогревая его на газовой плите. В принципе, новый электрический ей не помешал бы, но она мечтала о французских духах. Вот придет же такое в голову — хочется именно французские духи. Весь последний месяц она вынашивала эту мечту и так в ней утвердилась, что, когда вместо них получила электрическую железяку, у нее возникло ощущение, что ее обманули. Хотя никто духи не обещал.

Светка с Володькой заявились только к одиннадцати часам, и вот она тащится среди ночи, мечтая об одном — скорее очутиться дома, в теплой постели, с книжкой в руках. Редкие прохожие, видимо, возвращались из гостей — почти у всех женщин в руках были цветы. С утюгом она не встретила ни одну. Лица у всех были веселые, праздничные. «Одна я иду злая, как старая ведьма», — подумала про себя с обидой Лина Сергеевна и, заходя в подъезд, едва не налетела на какого-то высокого мужчину, который быстрым шагом, почти бегом, завернул за угол дома. «Ишь как разогнался, — неприязненно подумала о нем Лина Сергеевна. — Небось, от чужой жены спешит!» — И вызвала лифт. Двери открылись, и она, невольно отшатнувшись, вскрикнула. В кабине лифта, привалившись к стенке спиной, сидела девушка. Ее мертвые глаза, в которых застыл ужас, смотрели прямо на Лину Сергеевну. Одежда была в беспорядке, ноги кое-как прикрыты полой куртки. Рядом с ней лежал какой-то странной формы футляр от музыкального инструмента. Лина Сергеевна выскочила на улицу и заметалась в панике, не зная, куда бежать. И когда увидела медленно подъезжающую машину, бросилась на проезжую часть. Машина остановилась…

— Ну когда, когда же он успел?! — Петя в ярости бил себя по колену, когда спустя несколько часов машина опять медленно кружила по привычному маршруту. — Нам что же, на каждом углу теперь патруль выставлять? Ведь мы проезжали по Озерному переулку буквально за пятнадцать минут до того, как обнаружили эту девушку.

— От угла перекрестка до подворотни всего три минуты хода. Вот он и успел, — зло ответил напарник.

— Главное, и народу на улицах много, все из гостей возвращаются. Неужели опять никто ничего не заметил?

— Кто ж обратит внимание на мужика, который просто идет за девушкой. На нем же не написано, что он ее преследует…

— Дим, давай тогда ездить побыстрее. Если увидим кого-то подозрительного, всегда притормозить успеем. А вдруг он настолько хитер, что нас уже приметил? Давай машину поменяем, завтра же…

— Хорошая идея… — хмуро бросил Дима, не отрывая взгляд от дороги и опять замолчал.

— Дим, знаешь, что бы я сделал, будь моя воля?

Я бы переписал в городе всех, у кого рост выше ста девяноста сантиметров. И всех скопом отправил на генотипоскопическую экспертизу. Нашли бы того гада, как пить дать нашли бы! — Он взволнованно смотрел на Диму, ожидая от него поддержки.

— И эта мысль хорошая. Ты, Петь, прямо фонтанируешь сегодня здравыми идеями. Но представь себе ситуацию: если о разыскиваемом преcтупнике известно только, что он блондин. Что же, всех блондинов ловить? А потом уже разбираться.

Оба надолго умолкли, ипытывая раздражение оттого, что дальнейшее их патрулирование было лишено всякого смысла. Убийство уже произошло. И каждый чувствовал свою вину — они пропустили убийцу.

— Кто патрулировал этот сектор? — Гоголев строго смотрел на Салтыкова, будто по его вине произошло очередное преступление.

— Фетисов и Ковалев. Говорят, проезжали по Озерному переулку за пятнадцать минут до убийства. Труп обнаружила Лина Сергеевна Кузовова в одиннадцать часов сорок минут, когда возвращалась домой от дочери. И, кажется, она столкнулась с преступником нос к носу, когда он выбегал из подъезда. Высокий, здоровый, лица она не заметила, поскольку он пронесся мимо нее как метеор.

— Предположим, это был он. Хотя тоже не факт. Мало ли зачем человек спешил, даже если он высокий и здоровый. И не обязательно он воспользовался лифтом, мог спускаться по лестнице и о трупе в лифте вообще ничего не знать. Но, скорее всего, это он. Может, экспертиза хоть на этот раз даст какие-то дополнительные сведения о нем, если он находился в лифте и убийство — дело его рук. А кто жертва? Документы при ней были?

— Дорохова Людмила Леонидовна. При ней и паспорт, и студенческий билет, и именной проездной билет — полный комплект.

— Сколько лет? Где училась?

— В консерватории, на факультете народных инструментов. На домбре играла. Ей восемнадцать лет. Видимо, возвращалась из гостей. От нее чувствовался легкий запах алкоголя. На полу валялся букет цветов. Весь затоптанный. Видно, борьба была нешуточная. У нее царапины от его ногтей на обеих щеках, на шее, груди, руках. Кроме того на обеих руках при наружном осмотре обнаружены кровоподтеки, особенно в районе предплечья. Он ее держал за руки, когда она вырывалась.

— Изнасилована?

— Да. И задушена обеими руками.

— Как же соседи ничего не слышали? Ведь если он держал ее двумя руками, рот зажать ему уже было нечем.

— А он теперь действует как профессионал. Совершенствуется. Он ей в рот ее же шарфик затолкал.

Гоголев стоял у лифта, слушал отчет Салтыкова, а сам наблюдал за работой Крупнина. Только что увезли тело девушки на медэкспертизу, и Валера, все еще находясь под впечатлением увиденного, с мрачным видом занимался привычным делом, забыв о своих обычных шутках. Он что-то бормотал себе под нос, и Салтыков, прислушиваясь, уловил: «Сволочь… Чтоб тебе в аду гореть… Попадись ты мне… Я тебе все, что можно, оторву, а что нельзя — отрублю…»

Отчитавшись, Салтыков поехал к судмедэкспертам. В сторонке стояли несколько человек в милицейской форме и переговаривались, поджидая, когда Гоголев освободится. Наконец он повернулся к ним и приготовился слушать.

Он стоял в ванной под теплой струей душа и рассматривал свое тело. Он чувствовал себя сильным и смелым. В голове роились приятные мысли: «Они думают, что у них получится. Нет! Я хитрый и ловкий.

Я могу просчитать каждый их шаг. А они меня вычислить не могут. Я неуязвим — поэтому победитель. Они ездят в своей белой «девятке» и даже не догадаются ее поменять. Они поставили человека с букетом у консерватории, потом сменили на другого, потом поставили сразу двух, и те прогуливаются с независимым видом, будто кого-то встречают. Но я же вижу, как они смотрят на проходящих мужчин. И никто не догадается зайти выпить кофе в кафе напротив». Он затрясся от беззвучного смеха, представив себе, как они сидят за соседним с ним столиком, наблюдая за выходом из консерватории, и все испытывают одно и то же чувство — охотничий азарт.