Виновник завтрашнего дня
Шрифт:
Хорошо, что отёк, образовавшийся в поясничном отделе в результате ушиба, имел кратковременный характер. По крайней мере, все надеялись на его полное рассасывание в ближайшие дни. Правда… недавний разговор с лечащим врачом не внес чёткого ответа, когда именно. Их просили ждать, не опускать руки, выполнять все рекомендации, не пропускать физиопроцедуры и восстанавливающие массажи, заниматься на специальных тренажерах.
Владке было трудно, а ему ещё труднее. Давящее чувство вины камнем лежало на сердце, выматывало и без этого истощенную душу. В одной больнице Седых, уверенно идущий на поправку. В другой — Скибинский,
Бешеный ритм.
Мало того, что завод напарили, так ещё и Вика уехала, заявив, что хватит с неё такой жизни. Мол, еб*тись вы как хотите, сами, а она собирается воплотить в жизнь свою давнюю мечту и открыть в Москве салон красоты.
А вот сына оставила. Бессмысленно сопротивляться судьбе — Лёшка это уже давно понял. Вон, сколько не артачился, не противостоял одной взбалмошной девахе, а всё равно сдался. Если суждено — то ничто не поможет. Не отвадит. Так и с Ванькой. Какая Москва, какие салоны красоты? О чем вы? Его место тут, возле деда, рядом с заводами-пароходами и прочим гамузом. Лучше вникать потихоньку сейчас, чем потом охренеть в восемнадцать лет. Да и не захотел пацан уезжать, сам решил остаться.
— …а мне мой Макарушка тоже такие цветы дарил, — послышался, словно издалека, скрипучий голос Михайловны, той, что лежала ближе к двери. — Мы тогда в деревне жили, коров, коз держали. Вот пойдет он на выпас и знай, тащит мне обратно вот такой же снопище. Я его ещё под кроватью разлаживала, так он ночью так пах, так пах, что дышать было нечем.
— Дак это у вас не от цветов дыхание сбивалось, — поддела Никитична, зайдясь смехом на всю палату.
Влада и себе заулыбалась, лукаво стрельнув глазками на серьёзного Лёшку. Что-то он сегодня без настроения.
— Может, прогуляемся? — переложила цветы на койку. — А то снова допекут расспросами, — перешла на шепот, косясь в сторону развеселившихся старушек. Лежат тут, значит, с переломами, а ржут и травят шуточки так, словно на курорт приехали.
Лёшка согласно кивнул и повез Владу на улицу.
Пару дней лил дождь, не получилось дышать свежим воздухом. Потом у него был завал на заводе. Два дня подряд приезжал в полночь, не рискуя потревожить её сон телефонным звонком. Так и уезжал ни чем, будучи в состоянии полного опустошения. Радовало, что хотя бы сегодня получилось вырваться, да и погодка солнечная, располагала к прогулкам.
— Ну как ты тут, ещё не рехнулась? — пошутил наиграно, выезжая на мощеную аллею. Всегда один и тот же вопрос, но именно он становился той движущей силой, сметавшей возникшее напряжение. Это их первый нормальный разговор. Не таясь, без посторонних. Когда можно выговориться, не оглядываясь по сторонам.
Несмотря на жару, Влада прикрыла ноги теплым пледом, и ответил в том же духе:
— Даже не знаю. Порой всё же хочется выброситься в окно, но сам понимаешь, первый этаж, шансы минимальные.
Лёшка натянуто рассмеялся, пряча за улыбкой потухший взгляд, и свернул к ближайшей
— Лёш, ты чего? — Подалась к нему Влада. Прикоснулась подушечками пальцев к рассекающему бровь плотному шраму и вопросительно посмотрела на уставшее лицо. — Всё хорошо?
— Да, — ответил, не открывая глаз.
Пока он так сидел, Влада с жадностью рассматривала его, отмечая произошедшие изменения. Пожелтевший синяк практически сошел на нет, ссадины приняли более приемлемый вид, перестав ввергать её в шок, а вот семидневная щетина так и напрашивалась за замечание. Но молчала. Видно же, что устал. Насколько поняла со вчерашнего разговора, ещё и Варланов уехал, оставив его сам на сам с обозленным после смерти Олега шакальем.
— Не обманывай, — погладила мужскую щеку, наблюдая за трепещущими ресницами. — Я же вижу, что что-то случилось.
Даже не видела. Чувствовала. Смотрел на неё иначе. Не так, как всегда. Помнится, в самом начале так смотрел: то ли с сожалением, то ли с грустью. Закрылся от неё. И, кажется, она догадывалась, в чем причина.
— Не бывает нерешенных проблем, Ладусь, — вздохнув, посмотрел на неё с улыбкой. — Просто задолбался.
Ну-ну, так она и поверила.
— То, что случилось, не твоя вина.
— А чья? Твоя?
— И не моя, — накрыла его руки своими, подбирая правильные слова. — Я тебе даже так скажу: если бы не ты, кто знает, чтобы со мной случилось в будущем.
Лёшка хмыкнул.
— Нет, Лёш, подожди. Почему ты сразу так реагируешь? Вот представь, что мы так и не встретились. Что Олег довел начатое до конца, настроив всех против Павла Олеговича. Что тогда было со мной?.. Молчишь? Я скажу… Никто бы за меня не заступился. Так же само перехватили бы, бросили в багажник и увезли как можно дальше, не упустив возможности ещё и изнасиловать. Я бы не выдержала, сразу тебе говорю. Я не Вика. Терпение — не мой конёк. Но если ты начнешь винить себя — я тоже буду. Поверь, у меня большой опыт. Не надо так со мной. Пожалей. Тот, кто виноват — уже мертв.
Её голос дрожал, в горле першило. Это перед ним она такая боевая. Смелая. Переполнена решительностью и хладнокровием. Да и как иначе? Стоило только дать слабину — как всё, прощай выдержка, привет депрессия.
Лёшка слишком упрямый. Она должна попытаться переубедить его в обратном. Не осталось ничего, чтобы могло помешать их счастью. Уже нет. И выстраивать вокруг себя стену отчуждения она не позволит. Слишком высокая цена заплачена.
Неосознанно всхлипнула. Не собиралась плакать. Хватит. А они, слёзы, всё равно сжали грудную клетку, сдавили горло, требуя освобождения.
— Я хотела его смерти… — прошептала с надрывом, боясь, что её признание услышит кто-то ещё. — Лёш, веришь? Мне ни капельки не жаль. Я не узнаю себя… Я плохая, да?
Подавшись к девушке, Гончаров не выдержал и, подняв её с кресла, пересадил к себе на колени. Утратившие чувствительность ноги безвольно повисли вдоль его ног, поэтому пришлось развернуть её к себе лицом и закинуть их назад, за спину. С непередаваемым облегчением зарылся лицом в густые волосы. Дышал, а надышаться не мог. Всё не верилось, что обошлось. Что вот же она: живая, теплая, трепещущая. Что дышит вместе с ним одним воздухом.