Виновник завтрашнего дня
Шрифт:
Когда подняла глаза, то посмотрела на Гончарова без тени обиды. Быстро взяла себя в руки, не желая выглядеть плаксивой малявкой.
— Не важно в общем. Я рада твоему возвращению. Мама сказала, что ты обхохочешься, когда будешь их читать, — показала пальцем на письма, смутившись, — но мне всё равно. Если рассмешат — это ведь здорово. А ещё… — вскочила с лавочки, с ужасом вспомнив об уроках, — мне жаль, ну… что у тебя с Викой не получилось. Не злись на её, пожалуйста.
Лёша так и остался сидеть с открытым ртом, став обладателем херовой кучи писем. И смех и слёзы, одним словом.
Влада
Не удержавшись, разорвал первый попавшийся конверт и зашелся громким смехом. Не насмешливым, нет. А действительно искренним и легким. Владка, блин, умора, делая по несколько ошибок в каждом слове, поведала, как дала сдачи однокласснику, засадив «мразюке» между глаз. Если бы эти письма приходили ему в армии, честно, служилось бы в разы легче.
Глава 3
14 лет спустя
Лёха выплюнул изо рта спичку и, стряхнув онемевшей рукой, припал к прицелу.
Для него провести два часа не шевелясь, было сродни медитации. Люди йогой занимались, доводя организм до физического и психического совершенства, а он часами мог находиться в какой-нибудь позе, ничуть не хуже владея всеми группами мышц, не забывая при этом демонстрировать грандиозную психологическую стойкость.
Хождение по лезвию ножа в прямом смысле слова порой настолько щекотало нервы, что практически сделало его бесчувственным ко многим защитным реакциям организма.
— Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, — пропел тихо первые строчки припева знаменитой песенки, с любовью поглаживая винтовку, — когда моя «Валюшенька» со мной.
С Валюхой, боевой подругой, Лёха прошел немало испытаний. Она была единственной «женщиной», которой доверял и поклонялся безгранично.
Мог часами лежать у «её ног», заглядывая, как любил часто отшучиваться «в очко», ведя задушевные «беседы». Вот кто всегда выслушает, не перебивая, и не закатит концерт по возвращению домой.
Идиллия.
В жизни таких баб в априори не существовало. К сожалению. Сколько не пытался отыскать — одно сплошное разочарование. То он их не устраивал, то они его вечно бесили. И так по кругу.
Единственное, что ценилось, считалось превыше всего — это дружба. Ради неё можно и жизнью рискнуть, и встретить любой удар, а главное, выстоять, опираясь на крепкое плечо.
Русый, Влад, Мишка, Димыч, — верные дружбаны на протяжении долгих лет. С кем-то познакомился относительно недавно, с кем-то общался больше пятнадцати лет. Подумать только… У Димки, одноклассника, вчера сын родился, а он так и не смог приехать, поздравить вживую, разделить вместе радость. Пришлось ограничиться телефонным звонком и то, нормально не получилось поговорить…
Из гостинично-ресторанного комплекса «Фавн», в котором
— Что ж ты за тварь такая живучая, а? — сосредоточился на мишени Гончаров, застыв каменным изваянием. — Ничего, сейчас мы тебе подправим репутацию долгожителя.
В такие моменты даже не дышал, став одним целым с оружием, и выжидающе ждал той самой секунды, когда сможет выполнить данное поручение.
Ямковский был чем-то недоволен. То и дело размахивал руками, хватая за шкирки как не одного амбала, так другого.
— С*ка-а-а… — выругался, понимая, что, если сейчас не завалит, придется ещё с неделю колесить следом, выжидая подходящего случая. А заказ-то срочный, можно сказать, сиюминутный. Подпортить репутацию на такой гниде? Ага. Щас… Тут сам трупом ляжешь, а сбившего насмерть на пешеходном переходе шестилетнюю девочку грохнеш как можно скорее. Пока родители оплакивали утрату, эта мразь кутяжила в ресторанах, откупившись от тюрьмы немалыми деньжищами.
Таких зажравшихся тварей, решивших в один прекрасный день стать неприкосновенными — отстреливал бы каждый час без зазрения совести. Ещё со смерти отца понял, что справедливости в этом мире нет и быть не может. Если ты слаб, безвластен, без каких-либо связей и возможностей — всё… хана тебе. И тогда приходится в прямом смысле слова идти по головам, доказывая, что тоже не пальцем деланный. Что имеешь право на существование независимо от достатка и положения в обществе.
— Ну, давай же, — переместил палец на курок, — ещё чуть-чуть… отойди немного, — по старой привычке приговаривал вслух, снимая собственным голосом сгустившееся на окаменевших плечах напряжение. — Вот так, откройся…
Изрядно пьяный Ямковский в сердцах отпихнул от себя выскочившего из бронированного внедорожника водителя, умоляющего поскорее сесть в салон и… в ту же секунду рухнул замертво.
Пока СБешники, выхватив пистолеты, неслись в молниеносно скоординированном направлении, Гончаров уже садился в машину, прислушиваясь к возникшей вначале улицы панике.
Вот поэтому и не хотел становиться владельцем чего-нибудь масштабного. Сколько раз Шамров зазывал его, желая поставить у руля отжатого бизнеса. Всегда отказывался. Не прельщало. Всех денег не заработаешь; на тот свет тоже не заберешь, а на жизнь ему и так хватало. Имелись и машины с квартирами, и счёт, трещавший по швам в швейцарском банке. И сестре с матерью помогал, обеспечив безоблачное существование.
Устало прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Снова пустота. Привычная. Обволакивающая всё естество. Ничего не чувствовал. Даже позывных от совести. Что вообще такое совесть? Какие у неё распознавательные черты?
Вспомнил, как потерял её, впервые забрав чужую жизнь. Это случилось восемь лет назад, когда его пятнадцатилетняя сестрёнка, возвращаясь домой со дня рождения одноклассницы, была зверски избита и изнасилована двумя наркоманами прямо в подъезде. И ладно, если бы те понесли заслуженное наказание, тогда, может быть, отделались малой кровью, а так… самому пришлось стать и судьей, и присяжными.