Виновник завтрашнего дня
Шрифт:
В дверях замаячил Седых.
— Не поможет, Лёх. На неё нихрена не действует. Будет спать, как сурок. Проверено.
Гончаров выключил воду и развернул к себе Владу, всматриваясь в пьяное лицо. Только и смог, что добился бессвязной ругани и прокленов, а так, как висела на нем, так и продолжила висеть, наплевав на уготовленную участь.
Набросив на длинные волосы махровое полотенце, тщательно вытер их и, намотав сверху что-то наподобие кокона, подхватил на руки.
— Придержи дверь, — попросил, направляясь к выходу, — и барахло прихвати.
За их процессией семенила пьяненькая Таська и слёзно просила не светиться. Не со зла
Лёшка пытался не реагировать на её треп, продолжая двигаться к машине и попутно давал указания Ваньке. Тот, порой, бросал на него заинтересованный взгляд, начиная кое о чем догадываться, но с вопросами не лез. Потом.
— Вань, организуешь подгон тачки?
— Само собой, — заверил Седых, продолжая наблюдать за поспешными и одновременно уверенными движениями новоиспеченного начальника службы безопасности. Что не говори, а его связь с сестрами была очевидной. Не ускользнули от пристального внимания ни Лёшкина наглость в общении с Викторией Сергеевной, ни искреннее беспокойство за Владу. — Лёх, — окликнул напоследок, тоже переживая за девушку, — как приедешь, не иди через холл. Там справа есть отдельный вход на кухню — через него постарайся прошмыгнуть.
Лёшка усадил Владу на переднее сидение и пристегнул на всякий случай ремнем.
— Понял. И Вань, — выглянул в пушенное окно, взревев двигателем, — кто бы что не спросил, Влада всего лишь приболела, ок? Отравившись… например, суши.
К коттеджу мчался на всех парах. Владка, гадина эдакая, так и не проснулась, навалившись на него с бесстыдной вседозволенностью. Отшвырнув полотенце на заднее сиденье, периодически гладил её волосы, до сих пор пребывая в шоке от увиденного.
— Что ж ты творишь, а? — вздохнул сокрушительно, подъезжая к посёлку. Не двадцатилетнюю девушку видел перед собой, а малявку шестилетнюю. Не мог отделить их друг от друга. Так бывает, когда в памяти отпечатывается один единственный образ и требуется время, чтобы осмыслить: а нет больше той зарёванной девчушки. На её место пришла взрослая, совершеннолетняя, до одури красивая девушка, спускающая свою жизнь в унитаз из-за нежелания быть услышанной и понятой.
Реально расстроился. Владка… она ведь как младшая сестра. Не иначе. Что испытывал к Машке, то и к ней. И то, что у неё не было поддержки от близких людей — жутко бесило. Да он ради своей сестры убил. Замарал руки кровью, стал падшим во всем смыслах. А тут… полнейшее безразличие и пофигизм.
Помня о предупреждении, предусмотрительно объехал коттедж со стороны гостевого домика. Машины Скибинского нигде не было видно, но осмотрительность ещё никому не навредила.
Открыв пассажирскую дверцу, осторожно взял на руки безучастную ношу и направился к боковому входу.
— Мать моя женщина! — встретили его возгласом, стоило переступить порог кухни.
От неожиданности вздрогнул, не зная, как реагировать на представшую перед ним дородную мадам, окруженную характерным ароматом пряных специй.
— Что случилось?
— Да так, — оглянулся назад, переживая, что в любой момент могут спалиться, — небольшая попойка. А вы, случайно, не Семёновна? — Вспомнил, как Седых просил вдруг чего обратиться за помощью к домработнице.
— Ага. А ты, новый начальник охраны, получается? — заметив его кивок, она проскользнула на лестницу и, не обнаружив препятствий, махнула рукой. — Пойдем, уложим бедолагу, пока
— Что вы имеете в виду? — заботливо уложив девушку на кровать, Лёшка присел на край, решим отдышаться. Сердце так и грохотало в груди, не столько от быстрого бега, сколько от мчавшего по венам адреналина. Вся затея могла накрыться медным тазом, стоило Скибинскому проверить записи с камер видеонаблюдения.
— Так собаку её, приблуду, отравили вчера. Щенков должна была на днях привести. А наша-то, сердобольная, близко к сердцу взяла, ревела навзрыд. Предупреждала ведь, не приручай, добром не кончится. Эх-х-х… — вздохнула протяжно, укрывая Владу пледом.
— А кто отравил? — Лёшка смотрел на Владу, на тонкий изгиб бровей, длинные угольные ресницы и никак не мог представить её курящей травку.
— Или свои, или Каземировы, больше некому.
В этот момент Влада шевельнулась, вяло открыла глаза, всматриваясь в застывшие над ней лица, и следом счастливо улыбнулась, сосредоточившись на Гончарове.
— Лёшка-а-а-а, — прошептала заплетающимся языком, — родненький…
— Во дает! — рассмеялась Семёновна, всплеснув руками. — Кому что, а у этой одни парни на уме. Пьянь ты моя бедовая…
Она что-то говорила и говорила, но Влада её не слышала. Даже если бы захотела — не смогла бы. Ей снился такой умопомрачительный сон, что присутствие в нем Семёновны не лезло ни в какие ворота. Так и хотелось отмахнуться, прогоняя настырную. Вечно влезет не во время, что в прошлый раз, что сейчас.
— Лёшка-а-а… — пошатываясь, приподнялась на локте и, подтянувшись к расплывчатому объекту давних мечтаний, уткнулась холодным носом в горячую шею. Затем обняла, обхватив руками спину, и протяжно выдохнула, впитывая в себя сладковато-приторною смесь табака, кожи, и чего-то такого, ещё доселе неизведанного, дикого и одновременно манящего. Такой реальный сон и Лёшка такой… живой, что ли. Сильный, горячий, с трепещущей под губами венкой. Господи-и-и, как же хорошо. — Я так скучала по тебе, — прошептала едва внятно, но он понял. Смог разобрать, застыв на мгновение в кольце её рук, впервые позабыв, как дышать. — Так скучала… Только не исчезай, хорошо? Будь рядом. Мне без тебя так плохо.
Семёновна тоже, кажись, не дышала, боясь спугнуть момент, и во все глаза уставилась на него, не зная, как реагировать на подобные откровения.
Ещё никто и никогда не признавался ему в подобном. Да, была мать и сестра. Они по-своему, по-родственному скучали и любили его не смотря ни на что, но чтобы вот так, просто, не требуя ничего взамен… Чтобы до не пойми откуда взявшихся мурашек. Чтобы тепло и одновременно тесно стало в груди… По нему никто и никогда не скучал так сильно.
Глава 6
Проклинать весь мир, когда сидишь в обнимку с унитазом — бессмысленная трата времени, особенно, когда чувствуешь себя виноватой во всех смыслах. Кому в итоге сделала хуже? Правильно, себе. Найду не вернуть, а Скибинского против себя настроила. Уже дважды на этой неделе. Браво, потихоньку иду на рекорд.
В смежную со спальней ванную заглянула Семёновна.
— О, да Вы никак оклемались? — подстебнула, протиснувшись в приоткрытую дверь, и протянула таблетку «Аскофена». — Выпей! Одно другому не помеха.