Вираж бытия
Шрифт:
– Стрелять, Михаил Васильевич? – настороженно поинтересовался бывший царский старшина, кивнув на 13,2-мм противотанковую винтовку Маузера образца 1918 года. – Патронов то всего-ничего.
– Стреляйте Шура, стреляйте. Даже такой результат – это будет результат. Пять патронов так. Остальные – вот с этими штуками, – указал Фрунзе на столик.
– Да к чему они? Что за уродливые насадки…
– Вот и проверим. Ко мне как-то приходил один прожектер. В мае прошлом, если память не изменяет. Заявлял, что знает, как уменьшить отдачу оружия. Какие-то рисунки показывал. Денег просил. Ну я его тогда послал подальше. Не до того. А как эту громадину нашли – вспомнил.
– Да будет ли с них толк?
– Так давай проверим. В чем сложность то? – улыбнулся нарком собеседнику,
Шура поежился, глядя на них.
Передернул плечами.
И отправился к монструозной винтовке. Сначала его ждали пять простых выстрелов. Как есть. Что совсем не хотелось, так как один только ее вид отбивал у старого служаки желание стрелять. Видимо поэтому к ДТК и прицепился, оттягивая время…
Проверяли, впрочем, не только винтовки.
Проверяли все.
И пистолеты, и пулеметы, и пушки с гаубицами, и бомбометы, и гранаты, и прочее. Да, запасы всех этих прелестей были небольшие. Но Михаил Васильевич приказал проверить все, что можно проверить. И зафиксировать эти результаты для дальнейшей аналитики. Причем методики замера эффективности сам и предложил, как и формы для отчетности. «Зафрахтовав» для этих работ дополнительно и кое-каких гражданских специалистов, вроде фотографов. Чтобы фиксировать на фото отдельные испытания. Так что на нескольких подмосковных полигонах работа шла каждый день. А всякое-разное оружие везли со всех уголков страны. И даже кое что удалось выписать из-за рубежа. Недорогое, понятное дело. Бюджет молодого Советского Союза не мог потянуть даже полноценные опытные закупки для изучения. Во всяком случае тяжелых систем.
Технику не испытывали.
Ее и не было особо, и дорого, и не до нее. Здесь бы с обычным вооружением разобраться. Зачем?
Так все просто.
Требовалось как можно скорее определиться с направлением военно-технического развития. Ведь состояния текущей военной промышленности аховое. И не только военной. Тут и крайний износ станочного парка с оснасткой, и острый недостаток кадров, и бардак в управлении, и дефицит инвестиций, и так далее. Наводить порядок в любом случае – нужно. Ну как наводить? По сути это будет создание многих производств едва ли не с нуля. В том числе военных.
Ключевой момент.
Фундаментальный.
Точка бифуркации, как ее любят называть.
Из-за чего Фрунзе остро нуждался в том, чтобы не ошибиться с направлением движения. С правильным выбором и его обоснованием для окружающих…
– И все равно я с вами не согласен, – продолжал Троцкий, после того, как Михаил Васильевич вновь обрисовал печальную военную обстановку и неготовность Союза к войне. – К серьезной войне – да, мы не готовы. Тут вы верно подметили. Но польские пролетарии нас поддержат.
– Разве Советско-польская война не показала, что польский пролетарий не протянет нам руку? – возразил Фрунзе.
– То был неудачный момент.
– Хорошо. – кивнул нарком. – Давайте зайдем с другой стороны и взглянем на вопрос по-ленински. Представьте себе типичного пролетария Польши. Представили? Отлично. А теперь ответьте – что мы можем ему предложить кроме идей?
– А этого мало?
– Ему семью кормить нужно. Жену. Детей. А эта живность, если ее посадить на одни идеи, пухнет и дохнет.
– Не юродствуйте!
– Идея без практической реализации мертва. Мы, коммунисты, свою мечту еще только реализуем. Уже есть успехи. Но… уровень доходов рабочих на наших предприятиях ниже, чем при царе в 1913 году. А они и у него, прямо скажем, были не замечательные.
– Вы снова сводите все к деньгам.
– Можно пересчитать доходы в хлебе, мясе, молоке, масле, одежде, обуви, дровах и так далее. Что это поменяет?
Троцкий промолчал, сверкнув стеклами очков.
– Или вы думаете, что польский пролетарий будет самоотверженно сражаться за Советскую власть, пока его семья страдает от голода и холода? Много простых женщин такое потерпят?
Лев Давидович промолчал.
Да и никто в данном расширенном заседании Политбюро не мог на это ничего ответить. Женщины пеклись о семье. И тут ничего не поделать. Пока во всяком случае. Конечно, хватало и всяких дивных особ вроде Александры Коллонтай и прочих безумных баб с «отъехавшей крышей». Но их наблюдалось немного и погоды в общественном быту они не делали. Во всяком случае в масштабах всей страны, которая продолжала жить вполне себе патриархальным устоем и ценностями. Сломать которые в обозримом будущем не виделось реальным, несмотря на все усилия [11] …
11
Идеологического безумия, характерного для современных неоконов, в те годы хватало. Например, в СССР был зарегистрированы первые в истории однополые браки (в 1922 – лесбийский, в 1923 – гейский). Да и доктрина обобществления женщин/детей также последовательно продвигалась, хоть и без особого успеха. И так далее, и тому подобное. Жара шла по полной программе.
А ведь это Михаил Васильевич еще не коснулся польских крестьян и прочих. А мог. В теории. На практике же о подобных вещах в этом коллективе следовало помалкивать. Дело в том, что Ленин, дабы удержать большевикам власть, после «октября» легко шел на самые отчаянные компромиссы, не обращая внимания на последствия таких поступков. И на смычку с националистами имперских окраин, и на декорирование правых идей «красными фантиками», и на признание уголовников классово близкими, и на многое другое. И на то имелись очень веские основания. В первую очередь, конечно, это баланс, так сказать, «электоральных сил». Ведь в Российской Империи тех дней проживало свыше девяноста процентов крестьян. А они, по оценкам самого же Ленина, являлись носителями правых, мелкобуржуазных взглядов [12] . Чтобы «купить» их поддержку он пошел в свое время на так называемый «черный передел» – когда всю землю отобрали у старых владельцев и поделили среди крестьян. Отдав в собственность.
12
«Мелкий земледелец при капитализме становится – хочет ли он этого или нет, замечает ли он это или нет – товаропроизводителем. И в этом изменении вся суть дела. Одно это изменение, даже когда он еще не эксплуатирует наемных рабочих, все равно делает его антагонистом пролетариата, делает его мелким буржуа. Он продает свой продукт, пролетарий продает свою рабочую силу» ПСС, т. 27, с. 220.
Хорошее дело?
Конъюнктурное. Крестьяне реализовали свою старинную мечту. Но какой ценой? Крупный производитель на селе пропал. А мелкий выращивал то, что считал нужным. То есть, еду. Для себя и на продажу. Все остальное ему не интересно. Из-за чего практически пропало сельхоз сырье для фабрик, став дефицитом. Что вынудило правительство закупать его за рубежом [13] . Это ударило по ценам на готовую продукцию и, как следствие, сказалось на доступности ее для крестьян. Вкупе с низкой эффективностью мелких крестьянских хозяйств это привело совокупно к существенному снижению уровня жизни селян. По сравнению с 1913 годом. И польским крестьянам, которые видели только вершину айсберга, Советский Союз нравился ничуть не больше, чем их же пролетариям.
13
Закупка с/х сырья в 1925/26 году была основной статьей расходов – 36,2 %, опережая закупку машин и оборудования (20,6 %). Это можно проверить, например, по книге «Внешняя торговля СССР. Статистический сборник. 1918–1966» Издательство "Международные отношения", Москва 1967.