«Виргилиева Энеида, вывороченная наизнанку»

Никто из древних поэтов не был так часто травестирован, как бедный Виргилий. Француз Скаррон, англичанин Коттон и немец Блумауер, [1] хотели на счет его забавлять публику, и в самом деле забавляли. Те, которые не находили вкуса в важной Энеиде, читали с великою охотою шуточное переложение сей поэмы, и смеялись от всего сердца. Один из наших соотечественников вздумал также позабавиться над стариком

Мароном, и нарядить его в шутовское платье. При всем моем почтении к величайшему из поэтов Августова времени, я не считаю за грех такие шутки, – и Виргилиева истинная Энеида останется в своей цене, не смотря на всех французских, английских, немецких и русских пересмешников. Только надобно, чтобы шутки были в самом деле забавны; иначе они будут несносны для читателей, имеющих вкус. По справедливости можно сказать, что в нашей вывороченной наизнанку Энеиде есть много хороших, и даже в своем роде прекрасных мест. Я приведу здесь некоторые из них. Юнона просит Эола, чтобы он возмутил море и погубил Троянцев.

Эол ей низко поклоняся, Мешок поспешно развязал, И сам к сторонке притуляся, Он ветрам всем свободу дал. Вздурились ветры, засвистели, Взвились, вскрутились, полетели — Настала сильная гроза — Иной пыхтел надувши губы, Другой шипел оскаля зубы, Иной дул выпуча глаза. — Горшок у бабы как со щами Бурлит в растопленной печи, Так точно сильными волнами Кипело море в той ночи. . . . . . . Ревела буря громогласно; Свистали ветры как сурки. Суда, качаясь ежечасно, Ныряли в воду как нырки. Иного сильною волною Вверх

опрокинуло кормою; Другой наседкой на мель сел; Иной песку с водой наелся; Иной раздулся и разселся — На дно за раками пошел.

Или:

Зевес тогда, с постели вставши, С просонья морщился, зевал, И только лишь глаза продравши Нектара чашку ожидал, Иль, по просту, отъемной водки, . . . . . . С похмелья он лечился сим. Тут Ганимед с большим подносом И с кружкой Геба, с красным носом Тотчас явились перед ним. По том Цитерска щеголиха, Любви и волокитства мать, Подкравшись в двери исподтиха, Изволила пред ним предстать; Как немка перед ним присела, И жалобно ему запела: Ах батюшка, сударик мой! и проч.

Или:

На креслах штофных с бахромою Разнежившись сидел Эней, И хвастать начал он собою Перед Дидоною своей. Все вдруг замолкли, занишкнули, К рассказам уши протянули, И слушали разинув рот. Эней то видя восхищался, Как можно больше лгать старался, Весь надседая свой живот.

Естьли бы вся Энеида была так травестирована, то я поздравил бы русскую литературу с хорошим, и весьма хорошим комическим произведением; но, к сожалению, много и слабого, растянутого, слишком низкого; много также нечистых или противных ушам стихов – например:

Был мрак и днем так как в ночи: Облизывался как кот, и проч.

– О приписании или дедикации в стихах… не скажу я ни слова.