Вирши

Для очень давно и очень знакомой

Да. Вспомнил. Ты рисовала.

Прости я так по-поросячьи был рад тебе,

Что хвостиком вилял до самого конца

И выплеснул "ребенка" вместе с мылом.

Хоть усыпил надеюсь?

Иначе зря я столько распинался?

Нет

смысла в этом, кроме словоблудья,

Ничем блеснуть не смог.

Теперь твой час настал.

Итак, ты рисовала.

Мгновенно образов поток пронесся предо мной.

Скорей, скорей, что рисовала ты?

Царевну Лебедь, Крик, Осла, иль Праздник Рождества?

Уйми мое томленье и дай урок за неповиновенье,

Молчать и слушать.

Помнишь, я неверный

Твой ум «блестящий» оскорбил,

Что оду спер почти, не знаю у кого,

Но спер, и баста, псы – ату его.

Штаны порвать и выпороть на псарне.

Конюшни не достоин он,

Но стоп, довольно,

Мой теперь черед спросить -

Кто был тебе моделью?

Отвечай.

В штанах он или без?

И как меня попутал бес?

Забыл спросить о самом главном?

Как имя?

Как зовут злодея?

Что заповедь презрев позировал тебе,

О, я, глупец, что образ твой лелеял,

Болтал без умолку,

От словоблудья млея.

О горе мне, опять,

Опять идти в пустыню,

Искать приют?

Покончить с жизнью?

Прочь дурные мысли,

Зачем ее кончать,

Когда ней смысла нет,

И в этом весь «большой секрет».

Тому же персонажу

Ты не достойна лести и порока,

Но ты достойна света и тепла,

Из жизни, знаю, не уйдёшь до срока,

В руках Создателя горит твоя судьба.

И желтой осенью в лесу печальном,

Ты бродишь и зовешь покой души,

Но мысли, если бродят тайно,

Зовут тебя в чертоги мрачной тьмы…

Феминистки рулят.

Москва. Кремль. Совсем рядом.

Эй, Роджер, лоцманов за борт,

Хозяина поднять на рею.

Банданы в зубы, ветер в паруса.

Ну, девки. Я от вас фигею.

Вы превзошли все ожидания,

Прошли насквозь через страдания,

И сели ровненько напротив,

Кремлевских крыш, презрев кто против.

Кремлевских стен, что знали Разина,

Вас не смутило безобразие.

Ведь знали вы, что крыши разные,

Бывают черные и красные,

И что бы сесть в такой кондиции,

Нельзя без оной, по традиции.

Но ваши «скромные» амбиции -

Затычка в рот любой полиции.

Вошли и сели вы без робости,

Презрев все слухи и подробности.

Вам черт не брат, хвала Создателю,

И Стенька сгинул прочь старательно,

Емелька тоже по наитию,

Четвертовался до прибытия.

Ответ проститутке

Что толку от куска бездушной ткани?

Ты мне любовь продай,

И ласку, и покой.

Вот это нужно мне.

Не тело бренное твоё.

Любви хочу, но ненадолго.

На час, на два, достаточно вполне.

Потом пошёл и сдал.

На сдачу, радость ты моя,

Кэшбэк в кармане,

Звенит и радует меня.

Что толку мне от тела?

Коробка, мумия, скамья.

Источник радости я покупаю.

Я потребитель. Я – закон.

А тело жалкое ничтожно,

Оно не стоит ничего,

Им пользуются осторожно,

Стараясь не помять белье,

Когда износ – сиречь твое.

Фата в Альпах

День за днем, за годом год,

И вальяжна, и мила,

На пруду средь гор живет,

Осетинская княжна

День чудесный, снег искрится,

Фата хочет веселиться,

Тьма спустилась на гряду,

Фата чувствует беду.

Днем не страшно – горы, снег

Виден каждый человек.

Ночь приходит, как в бреду,

Страшно Фате на пруду.

Чу, шуршит в сугробе волк,

Ну какой от волка толк?

Фата бедная скучает,

И сама себе вещает.

До селенья много верст,

Веселиться там народ,

Чу, исчезло то виденье,

Сплошь пустые заведенья,

На село харчевни три,

Вдоль деревни фонари.

Зависть Фату не берет

Фонарей она не хочет

Хочет ласки, злоба точит.

Муж мой где-то на краю,

Ощущенье – он в раю,

Деньги звонкие кует и меня не узнает.

Наколоть мне что ли дров,

«Разогнать кавказский кров».

Кто-то с горочки идет

Голый торс, босой, и смелый

Чу, под ним аж снег поет,

Это бывший муж мой – Серый

Чуб вихрастый на ветру,

Сразу юностью повеял,

Обдал радостью княжну.

Глубоко пахал и сеял,

Не забудешь старину.

А какой был шаловливый,

Храбрый, злой, всегда игривый,