Виртуоз
Шрифт:
Он больше не пытался покинуть город. Не чувствовал за собой слежки. Город поймал его в свои лабиринты, путаные ходы, ложные направления. Алексей, как лунатик, бродил среди ночной заколдованной Москвы, уже не чувствуя ног, не выбирая пути, изумляясь неутомимой ненасытной жизни, полной роскоши, развлечений, которым предавались великолепные женщины и счастливые мужчины, принадлежащие к неизвестному, поселившемуся в Москве племени. Пахло духами, вкусным табаком, сладким дымом невидимых кухонь и огненных жаровен. Из автомобилей выскальзывали молодые дамы в декольте и бриллиантах. Кавалеры в черных фраках проносили букеты алых роз. Звучала музыка и счастливый смех. Лишь иногда из подворотен выскакивали странные мохнатые существа в оборванных одеждах, напоминая не людей, а запуганных юрких зверьков. Путь преградили милиционеры, не пуская к желто-белому, с колоннами и фронтоном особняку. У оцепления скапливались прохожие, не
— Это что за дом? — спросил Алексей остановившегося рядом с ним пожилого господина.
— Этот? — господин осмотрел измученное лицо Алексея, его измятую, не высохшую одежду.— Это «Дом Виардо». Такая была француженка, то ли певичка, то ли куртизанка. Теперь здесь обитает бывший президент Долголетов. Духовный Лидер России. Должно, возвращается с ночного бала. Вот и перекрыли дорогу.
Не успел он сказать, как издалека запела сирена, заметались фиолетовые зарницы. Примчался шелестящий кортеж. Несколько джипов охраны, лимузин, черный и лакированный, словно жук– плавунец. Охрана высыпала, обернулась свирепо во все стороны. Темное стекло лимузина опустилось, и близко на Алексея глянуло бледное, худое лицо — редкие белесые волосы, тонкий чувственный нос, сжатые трубочкой губы. Их взгляды встретились. Алексей испытал странное влечение, неясную боль. Ощутил загадочную роковую связь, делающую их обоих несчастными и обреченными. Хотел шагнуть, передать человеку свое невнятное ощущение, внезапное прозрение. Но ворота особняка раскрылись, и лимузин скользнул в зеленоватый свет внутреннего двора. Оцепление милиционеров распалось. Народ пошел дальше.
Он страшно измучился. Хотелось упасть в кровать и забыться. Но он не знал, где он сейчас находится. Не знал, в каком районе осталось его новое жилище. Внезапно рядом затормозило такси.
— Садись, сибиряк, подвезу! — это был знакомый шофер в капитанской фуражке. Алексей не изумился его появлению, словно ждал и предчувствовал.
— Мне бы туда, где я к вам впервые подсел. Как называется площадь?
— Площадь Пушкина, Алексей Федорович. Самое престижное место в Москве, — шофер отдирал со лба рыжие брови, отклеивал вислые усы. Перед Алексеем сидел директор ФСБ Лобастов — красное брутальное лицо с нависшими складками, торжествующий взгляд.
— Отвезите меня, — беспомощно произнес Алексей.
— Конечно, отвезу, Алексей Федорович. Вам бы сейчас горячий душ да рюмку коньяка. В фонтане вода холодная. Да и вы, прямо скажем, не десантник. Болеть нельзя, завтра работа.
— Везите, — Алексей откинулся в кресле. Такси неслось по великолепной ночной Москве, словно высеченной из хрустального льда.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Он проснулся от яркого солнца, слепящего сквозь незакрытые шторы. За окнами мягко рокотало. Он вдруг разом припомнил ужасный вчерашний день, фантасмагорию встреч, кружение по огненным лабиринтам. Воспоминания были столь гнетущими, что он снова спрятался в сон, надеясь в сновидениях обрести утраченную, благодатную жизнь. Второй раз он был разбужен телефонным звонком. Не поднимался, не брал трубку, позволяя звуку разлетаться по комнатам огромной квартиры, отражаться от дорогой мебели, красивых стен, лепного потолка. Полетав по комнатам, звонок умолк. Он принял ванную, окунувшись в ее фарфоровую глубину с теплой зеленоватой водой, куда выдавил содержимое флакончика с заморским шампунем. Лежал в белой пене, глядя на свое мокрое колено, на слипшиеся в перламутровых пузырях волоски. Раздумывал над случившимися с ним переменами, не находя им объяснения. Стоял перед зеркалом, разглядывая свое похудевшее лицо, обрамленное золотой бородкой, синие встревоженные глаза, высокий лоб с пушистыми бровями — подарки безвестных отца и матери, которые незримо и неотступно ему сопутствовали. Набросив белый пышный халат, вышел в столовую, где чьей-то заботливой рукой уже был приготовлен завтрак — омлет с ветчиной, гренки, нарезанный сыр, стакан с апельсиновым соком. Из стеклянного, еще горячего кофейника налил себе кофе и позавтракал. Достал из гардероба свежую рубашку, новый элегантный костюм, оказавшийся ему впору, и не без удовольствия, поворачиваясь перед зеркалом, надел на себя. Из коллекции галстуков выбрал шелковый, с черно-золотыми полосами, напоминавшими цвета имперского флага. Будто предчувствовал появление визитера и продолжение злоключений. Действительно, в дверь позвонили. Пошел открывать, ожесточенный и недоверчивый, ожидая встречу с опасными и вероломными посетителями.
На пороге стоял высокий господин с холеными пышными усами, которые топорщились от добродушной улыбки. Глаза, умные, проницательные, зорко осмотрели Алексея, и было видно, что ему понравился костюм и галстук, он остался доволен лицом Алексей, его лбом, бровями,
— Позвольте, сударь, переступить порог. Извините, что без предупреждения. Но счел необходимым засвидетельствовать вам мое почтение, — Басманов уже был в прихожей, кинул на вешалку плащ и как-то незаметно и естественно переместился в гостиную. Уселся удобно в кресло, закинув ногу на ногу, — везде он был свой, везде ему было уютно, везде были рады его появлению. — Видите ли, мои влиятельные друзья сообщили мне о вашем появлении в Москве. Являясь убежденным монархистом, не мог лишить себя чести представиться вам. Поверьте, мы, Басмановы, всегда служили династиям. Сначала Рюриковичам, будучи стряпчими, постельничими и сокольничими. А затем и Романовым, будучи если и не вельможами, то видными деятелями губернского дворянства.
— Это я читал…. Вы где-то писали об этом…. Постельничий у Ивана Грозного…. Но, видите ли, здесь вышло недоразумение…. Не знаю, как объяснить… — Алексей смущался, не находил слов, догадываясь о природе визита, пугаясь упоминания о влиятельных друзьях.
— Конечно, многие нас упрекают, меня и моего отца. Что, дескать, служили большевикам, отец был приближенным Сталина, а я снимал картины о чекистах и революционерах. Но, уверяю вас, в душе мы всегда оставались монархистами. Тайно сберегали светоч, чтобы, как говорится, свеча не погасла. В самые страшные годы отец хранил в гардеробе, под кипами одежды, портрет Государя Императора. А у меня в коллекции марок присутствовала серия, выпущенная к трехсотлетию дома Романовых. Вся блистательная плеяда русских царей. Конечно, есть доля вины. Я искупаю ее. Все мои последние фильмы пронизаны любовью к Российской Империи, к русским Государям. — Басманов говорил доверительно, оправдывался, будто его вина была именно перед ним, Алексеем, и он искал у него прощения.
— Но, поверьте, я оказался здесь совершенно случайно… То есть почти насильно… Какая-то ошибка… Какое-то недоразумение… — Алексею было неловко, он робел перед именитым режиссером, мучился нелепостью своего положения.
— Я вас понимаю. Вы долго хранили тайну, и теперь она вдруг открылась. Но вы должны знать, дорогой Алексей Федорович, что сегодня в России открыть эту тайну не опасно, а, напротив, весьма своевременно. Есть множество людей, причем в высших кругах, и среди военных, среди политиков, среди иерархии церкви, которые вас поддержат. Придут к вам, как верноподданные. Сегодня монархические идеалы, благодаря тем, кто их сберегал в страшные годы большевизма, эти идеалы востребованы. Вы можете на меня рассчитывать, я познакомлю вас с людьми, для которых вы станете путеводной звездой.
— Но право же, я не тот, за кого вы меня принимаете…. Это досадное недоразумение… Я был бы вам крайне признателен, если бы вы помогли рассеять это недоразумение.
— Ничего, ничего, не робейте. Я пришел пригласить вас в одно благородное собрание. Сегодня в «Фонде культуры» собирается кружок монархистов. Далеко не весь цвет, разумеется. Профессора истории, потомки именитых родов. Будет прослушана лекция на тему: « Монархический проект» — вчера, сегодня, завтра». И главное, наш известнейший художник Андрей Андреевич Нащокин, тоже, как видите, с генеалогическим древом, представляет свою новую картину: «Великий князь Николай Александрович н поездке по Дальнему Востоку». Поверьте, вам будет интересно. Я вам представлю цвет монархистов. Они будут польщены.
— Вы не хотите меня выслушать…. Вы тоже верите в эту легенду, — в изнеможении произнес Алексей.
— Дорогой Алексей Федорович, — шумно перебил его Басманов, — я счастлив, что смог предстать перед вами. В моем лице вы найдете не просто друга, но и подданного. Если у вас возникнут затруднения, материальные или житейские, финансовые или политические, знайте, что я всегда рядом. Все мое влияние, связи, в конце концов, состояние — в вашем распоряжении. Мы все виноваты перед династией. Не сумели ее защитить, участвовали прямо или косвенно, в грехе цареубийства. Теперь мы отмаливаем этот грех. Я приношу к вашим стопам мое покаяние, мою готовность служить вам. В любое время дня и ночи обращайтесь ко мне за поддержкой. Верьте мне, Ваше Высочество! — Басманов поднялся, поискал в углах икону, не нашел. Истово перекрестился на крестовидную раму, за которой гуманно и солнечно пламенел московский день, переливался всеми звуками и цветами огромный город, суля Алексею опасный и волнующий опыт.