Вирус бессмертия
Шрифт:
«До меня уже многие исследователи переводили текст эпоса о Гильгамеше на европейские языки, – писал Шилейко. – Не хотелось бы вдаваться в критику досточтимых коллег, но их переводы, в частности перевод Дорма на французский, изобилуют массой неточностей и отсебятины. Кроме того, они по большей части опирались на так называемый «классический», аккадский клинописный текст заклинателя Синлекеуннинни в одиннадцати таблицах (я, однако, предполагаю, что их было двенадцать, хотя бы исходя из того, что шумеры использовали шестидесятеричную систему математических исчислений, просто двенадцатая таблица не сохранилась до наших дней). Исследователи используют этот текст, несмотря на то, что совершенно определенно он представляет собой в высшей степени творческую переработку гораздо более ранних, еще доаккадских источников. Таким образом, в уже переработанный текст вносятся дополнительные переработки, в результате чего становится чрезвычайно сложно вычленить зерна истины. Особенно критично я отношусь к переводу Гумилева, выпущенному отдельной книгой в 1918 году. Несмотря на то, что автор неоднократно ссылался на якобы использование моих собственных рекомендаций в толковании «Гильгамеша». На самом же деле текст Гумилева является не чем иным, как перекладом французской версии Дорма, да еще в огромной степени переосмысленным самим Гумилевым. На мой взгляд, эту работу нельзя считать научной.
С моей стороны было бы крайне опрометчивым вовсе отказаться от перевода аккадского источника Синлекеуннинни, я трудился над ним несколько лет и уже подготовил перевод полностью. В скором времени ожидается его выход в издательстве «Всемирная литература» в томе «Ассиро-вавилонский эпос».
Однако сейчас я хочу привлечь ваше внимание к более раннему тексту, в котором также фигурирует Гильгамеш. Этот текст имеет серьезные смысловые отличия от более поздних, адаптированных версий. Так, например, Гильгамеш и Энкиду лишены всяких сверхъестественных черт, Гильгамеш является властителем города Урука, вполне человеком. Есть и более серьезные различия. По некоторым признакам текст этот можно отнести к периоду ранней шумерской цивилизации и датировать приблизительно 2700–2900 годами до нашей эры. Несмотря на то, что я занимаюсь переводом шумерских и вавилонских текстов давно, меня не покидает ощущение бездны времени, пролегшей между нами и людьми тех времен. В любом случае текст, написанный около пяти тысяч лет назад, можно назвать первым дошедшим до нас художественным произведением.
К сожалению, сохранился лишь малый фрагмент раннего текста, и я не посчитал возможным разбавлять его собственными измышлениями. Поскольку мой перевод отрывка по разным причинам не вошел в том «Ассиро-вавилонский эпос», я публикую его в этом досточтимом журнале».
Прочитав предисловие, Варя ощутила, что прикоснулась к чему-то значительному. Пять тысяч лет! Эта цифра не укладывалась в сознании. Сон окончательно отступил.
«Интересно, как люди жили в те времена, – подумала она. – О чем думали, о чем мечтали…»
Она прочла первые строки перевода и удивилась, насколько примитивный, казалось бы, текст захватывает и пробуждает воображение. Картинка перед мысленным взором рисовалась настолько отчетливая, что Варя ощутила теплый ветер неизвестного мира.
Варя прервалась и вспомнила гипноз, в который она чуть не погрузилась от размеренных слов профессора. Эффект от чтения перевода хоть и был похожим, но казался теперь не опасностью, а скорее призывом, ключом от двери, в которую ее приглашали войти.
ГЛАВА 9
28 декабря 1938 года, среда.
Подмосковье, рабочий поселок Долгопрудный
Около одиннадцати часов вечера в ворота клуба спортивного воздухоплавания, фыркая мотором, въехала раздолбанная бездорожьем полуторка. Желтый свет фар дрожал на снегу, высвечивая невысокого толстячка в скроенном на заказ пальто. Тень от него была тощей и длинной, словно воплощала мечты хозяина о росте, который он хотел бы иметь.
– Стой! Хорош! – толстячок поднял руку. – Глуши мотор.
Грузовик чихнул выхлопом и устало притих, цокая в тишине остывающим радиатором и продолжая светить фарами в темноту.
– Пантелеев, твою мать! Ты где?
Толстячок обернулся и, захрустев по снегу, пропал за границей света.
– Да тут я, не кричи.
– Где твои архаровцы?
– Переодеваются. Не нервничай, директор, все разгрузим в срок.
Скрипнул открываемый борт полуторки.
– Почему два куба? – Пантелеев, невысокий, жилистый, забрался в кузов. – Что-то я не помню такого разговора.
– Как Дроздов приказал, так и сделали, – сообщил директор камнеобрабатывающего завода. – Один из гранита, другой из базальта.
– Из чего, из чего? – брови Пантелеева поползли вверх.
– Порода такая. Горная.
– Ну ты даешь, директор, – рассмеялся Пантелеев. – Где же ты ее добыл?
– Слушай, отстань. Если бы ты был директором камнеобрабатывающего, у тебя бы тоже были возможности. Я же не спрашиваю, где ты на праздник своим детишкам шарики водородом накачиваешь.
Пантелеев умолк и сел на один из кубов.
– Прям как стекло! – Он снял перчатку и провел ладонью по гладкой поверхности. – Только черное.
В темноте послышались молодые задорные голоса, обсуждавшие, кто кого утром обыграл в хоккей.
– Вот и ребята, – Пантелеев натянул перчатку. – Надо подогнать грузовик к подъемнику, а то как я такую тяжесть в гондолу уложу? Дроздов тоже жук. Хоть бы предупредил, что два куба будет. Что ему теперь, две гондолы готовить? В одну два куба точно не влезут.
– Может, он приедет и выберет? – директор решил дать совет. – Потом и загрузите, что он скажет. Только меня отпустите.
– Ладно, – вздохнул Пантелеев. – Пожалуй, ты прав. Эй ребята! Готовьте подъемник, будем камни вытягивать. А ты все же подай машину вперед.
Они оба выпрыгнули из кузова. Директор хотел дать команду водителю, чтобы тот трогал, но обернулся, услышав за спиной тарахтенье мотора.
– Да это никак товарищ Дроздов пожаловал, – вытянул шею Пантелеев. – Вот как вовремя! Не надо теперь думать, какой из кубов сгружать.
Он улыбнулся и махнул рукой сторожу, чтобы немедля отворил ворота. Директор же никакой радости не выказал, он натянул до бровей шапку и постучал по кабине полуторки.
– Палыч, заводи колымагу.
Водитель спрыгнул с подножки, вставил под радиатор кривую ручку и принялся вращать. Мотор завелся легко – не успел остыть. Тем временем Дроздов вылез из «эмки» и пожал руку Пантелееву.
– Это глыбы привезли? – первым делом спросил он.
– Да, – ответил председатель аэроклуба. – Ты бы хоть предупредил, что будет два куба. Оба в одну гондолу не войдут.
– Оба и не надо, – усмехнулся энкавэдэшник. – У меня сегодня очень удачный денечек. Директор здесь, надеюсь?