Вирус зла
Шрифт:
– Невероятно, но факт. Так зачем он тебе понадобился? Где ты его раздобыл?
– Не берусь точно сказать, кто произвел это чудо инженерной мысли на свет, но мне передали его.
– Кто?
– Один человек, - ответил отец, с небольшой заминкой, которую Виктор тут же почувствовал.
– Не тот ли что завербовал тебя в службу?
Федор Матвеевич резко поднял глаза, которые пылали сейчас внутренним огнем неудержимой силы и злости, правда, злости не на сына, а скорее, на себя самого.
– Иногда мне кажется, что ты меня все равно продолжаешь читать. Знай я, что такое возможно, именно так бы и подумал.
– Так зачем
Отец глубоко вздохнул, успокаиваясь, некоторое время раздумывал, потом резко встал и сказал отрывисто:
– Пойдем. Лучше один раз все увидеть, чем слышать об этом не Бог весть сколько.
Они вошли в просторные сени, остановились.
– Волхв, открой путь к объекту, - попросил отец инкома-домового.
– Осмелюсь доложить, что...
– Все в порядке, он давно в курсе.
– Значит, домовой меня обманывал?
– поразился Виктор, негодующе глядя на Федора Матвеевича.
– Зачем было устраивать такие сложности? Почему бы не посвятить во все твои дела еще и меня?
– Ты вообще не должен был что-либо увидеть или почувствовать. До сих пор ума не приложу, как такое произошло.
– Просто ты меня недооценил.
– Да. И теперь жалею об этом.
Тем временем в полу, прямо посреди сеней, образовался провал правильной круглой формы, из которого струился мягкий золотистый свет.
– Добро пожаловать, - буркнул отец, первым двинувшийся к отверстию диаметром в полтора метра.
Виктор аккуратно подошел к своеобразному тоннелю, заглянул внутрь, однако ничего интересного с первого взгляда ему обнаружить не удалось. Золотистое свечение ровно заливало весь вертикальный коридор, ведший куда-то на глубину тридцати-сорока метров, а вот что было там, внизу, сказать со стопроцентной уверенностью он не мог.
Вниз вела лестница, по которой Федор Матвеевич спустился уже достаточно глубоко, и Виктор незамедлительно последовал вслед за ним. Едва он углубился на каких-то пол метра, как почувствовал, что его тело словно бы погрузили во что-то мягкое, обволакивающее, незримое. Отец словно услышал его мысли.
– Стазис поле,- пояснил он, - чтоб не навернуться с такой высоты, или использовать его несколько по-другому.
– Это как?
– поинтересовался Виктор.
– Догадайся сам, ты же профессионал.
Виктор понял, что поле можно использовать, скажем, против тех, кто рискнет без разрешения посетить тайный бункер Гагариных, правда представить подобную ситуацию четко пока что не мог.
Наконец, лестницы кончились, и двое людей оказались перед массивной с виду дверью, которая тут же протаяла по приказу отца.
Виктор без колебаний вошел в образовавшееся помещение, замер разглядывая обстановку вокруг него. Помещение бункера представляло собой комнату с восемью боковыми гранями, площадью порядка двухсот семидесяти квадратных метров и довольно высоким потолком, до которого было сложно достать даже в прыжке. По периметру комнаты располагались какие-то стеллажи, полки, на которых покоились прозрачные сосуды с неизвестным содержимым, всевозможные предметы непонятного происхождения и назначения, а также оружие, которого здесь было видимо невидимо. Наплечные штурмовые универсалы, использующиеся, в принципе, всеми службами Федерации, аннигиляторы последней модели, торсионные кодировщики, искажающие и создающие "черные" торсионные поля, десантные молики и виберы - ножи с молекулярной заточкой и вибролезвием соответственно, огромное количество
– Что это?- прошептал Виктор, стоя на месте как громом пораженный.
– А ты приглядись повнимательней.
Виктор присмотрелся к изображению, которое с самого начала показалось ему смутно знакомым, и вдруг понял, что голограмма с невероятной четкостью показывала часть рукава Ориона, куда входила и родная для всего человечества звезда - Солнце.
– Это же часть нашей галактики!
– воскликнул Виктор, не в силах сдержать своих эмоций.
– Впечатляет?
– Еще бы. Такая детализация... Но...
Он не договорил, потому что в следующую секунду голограмма изменилась и теперь показывала уже всю галактику Млечный путь. Однако это была далеко не последняя метаморфоза. Объемное изображение Млечного пути сменилось изображением местного галактического скопления, куда входили более пятидесяти самых близких галактик, потом оно преобразовалось в Сверхскопление Девы - систему галактик размером около двухсот миллионов световых лет; изображение еще раз претерпело изменение и теперь показывало крупномасштабные образования Космоса, так называемую ячеистую или сетчатую структуру наблюдаемой Вселенной - Метагалактики, и, наконец, голограмма показала весь Большой Космос, который непрерывно менялся, искривлялся и искажался.
– Колоссально, - выдохнул Виктор, рассматривая изображение перед собой.
– Я и представить себе не мог, что... почему оно так... плывет?
– Потому что Домен является гиперсферой, точнее гиперповерхностью, и иначе его изобразить в нашем трехмерном пространстве просто невозможно. Приходится проецировать реальное изображение на наш мир. Мы живем в трехмерном пространстве, но на уровне микромира и макромира число пространственных измерений превосходит привычное для нас значение, вот почему раньше учеными космологами выдвигались теории, что, дескать, микромир и макромир являются закольцованными. На самом деле это не совсем так.
– А как?
– Ну, я не слишком силен в подобных вопросах, есть те, кто ви... кто знает больше меня, однако сказать могу следующее: суперструны - объекты микромира, причем самых мелких его этажей - позволяют нам, объектам реального мира, перемещаться по всему макромиру, однако вздумай мы перейти границу Домена, очутиться в пространстве элементарных частиц нам не удастся, да и выход за пределы Гиперповерхности где попало не расположен.
– С чего ты вообще взял, что выход за ее пределы существует?