Висельник и Колесница
Шрифт:
Сзади послышался звон подков и стук выскочившего из-под копыт камешка. Бонапарт обернулся:
– А, это вы, мой Демоний! А я думал, посыльный от Ренье с вестью о победе.
Подъехавший был одет в смесь европейского и восточного нарядов. Лицо его скрывала бедуинская накидка.
– Победа представлялась очевидной с самого начала, и вы о том осведомлены лучше моего, гражданин. Я к вам с более важной вестью. Оракул ждёт!
Французский главнокомандующий вздрогнул.
– Ну что ж, не люблю медлить, особенно если предстоит встреча с судьбой, – он тронул поводья гнедого иноходца. Следом двинулся эскорт личной охраны.
Стемнело
– Кто они? – тревожно спросил Корсиканец.
Спутник генерала ответил мгновенно, будто ждал именно этого вопроса:
– Копты. Эзотерики. Не беспокойтесь, каждый из них с радостью готов отдать жизнь за вас и за ваше дело. Они всё подготовили.
– И будут меня сопровождать? – с надеждой спросил Бонапарт.
– О нет, вам придётся войти туда одному, – дал резкую отповедь человек в накидке, а затем уже мягче спросил:
– Следует ли мне напомнить, что нужно делать внутри, гражданин?
– Нет-нет, я всё знаю.
Спешившись, главнокомандующий жестом остановил попытавшихся последовать за ним французов и уверенной походкой приблизился к входу в пирамиду. Один из коптов вручил ему только что зажжённый факел.
Прежде, чем исчезнуть в чёрном проёме, Наполеон остановился, поднял голову, будто пытаясь охватить взором всю циклопическую мощь нависшего над ним древнего сооружения, а затем решительно шагнул внутрь. Некоторое время оставшимся ещё был виден слабый свет его факела, потом наступила тьма египетская.
Время текло медленно. Командир эскорта уже начал беспокоиться о судьбе главнокомандующего. Но вот, глубоко внутри пугающе-чёрной каменной утробы, забрезжил слабый свет, затем он стал ярче и, наконец, появился Бонапарт. Факел почти сразу упал в песок, но и одного краткого мига оказалось достаточно для того, чтобы закалённых во множестве сражений солдат взяла оторопь. Их генерал был без шляпы, волосы, обычно аккуратно перевязанные лентой на затылке, разметались по плечам, зубы выбивали дробь, в глазах плясало безумие. Ссутулившись и шатаясь, словно пьяный он побрёл к коню. В стремя попал ногой не сразу. Однако, оказавшись в седле, вновь стал прежним Наполеоном – угрюмым и равнодушным к миру. Не проронив ни звука, он на рысях понесся к лагерю французов.
Человек в бедуинской накидке, бросив коптам несколько слов на певучем языке, вскочил в седло и поскакал вслед. Поравнявшись с Бонапартом, он оглянулся на приближающихся солдат эскорта и заговорил с жадной надеждой:
– Умоляю, не томите! Вы слышали голос?
– Да. И это было ужасно! Я чуть не сошёл с ума в этом каменном мешке! – произнося это, Наполеон не смотрел на собеседника, от чего тому сразу бросилась в глаза неприятная перемена, произошедшая с генералом. Не вызывало сомнений: великий полководец, чья храбрость на поле боя всегда вдохновляла французов, сейчас сильно напуган.
– О нет, вы не представляете… Это - прекрасно! – страстно и одновременно успокаивающе заговорил человек в накидке.
– Свершилось!
– Да совершенно непонятно… Не тревожь Иоанна на юге, не перечь Александру на Севере и не узнаешь Елены на Западе, – Наполеон раздражённо передернул плечами, – но что это может означать?
– Всегда одно и то же! – после небольшой паузы ответил спутник. – Речь о границах, которые нельзя преступать и о наказании, что может последовать, если нарушить запрет.
– Послушайте, вы всё время напускаете туману, ничего не говорите толком! Не спорю, помощь от вас немалая. Но я ведь не кукла из театра марионеток, какую пользуют втёмную, дёргая за нитки! Может быть, пора объясниться? – раздражение генерала нарастало.
Собеседник долго молчал, а затем снова бросил взгляд через плечо на солдат и произнёс:
– Велите им отстать. Этот разговор не для лишних ушей.
Когда его просьба была выполнена, тот, кого Наполеон прежде назвал Демонием, медленно и торжественно начал:
– Вы совершенно правы… гражданин, – последнее слово говоривший будто повалял на языке и выплюнул. – Мы сознательно не открывали всего. Но сейчас, когда был явлен голос…
– Чей это был голос? – нетерпеливо перебил Корсиканец.
– Там, в пирамиде, вы слышали голос стража. Голос того, кого поставили, дабы защищать установленный порядок. Защищать… от вас, Император!
Наполеон сузил глаза, метнул на спутника быстрый взгляд, но промолчал. Он ожидал более внятного ответа.
– Когда-то его знали под именем Шепес Анх, а теперь называют Сфинксом, – человек в накидке театрально простёр руку в сторону гигантской статуи, силуэт которой при свете луны резко выделялся на фоне окружающего ландшафта.
– И какое отношение сие древнее пугало имеет ко мне?
– А вы не задумывались, почему горячо любимый вами Александр Великий при всём его колоссальном могуществе вдруг взял да и умер неожиданно от комариного укуса, вызвавшего лихорадку? Или по каким причинам умудрённый опытом Юлий Цезарь проглядел погубивший его заговор? Заговор, коего, к слову сказать, никто даже и не скрывал. Мало того, императора о нём открыто предупреждали. Ничтожный Брут - своего рода комар, которого легко могло сдуть ветром от развевающейся хламиды Цезаря, проходящего мимо, нанёс подлый удар. Или смерть вождя варваров Аттилы от сердечного приступа во время соития с женщиной по имени Ильдико…
– Насчёт комаров – не знаю. Но даже величайшие завоеватели продолжают оставаться обычными смертными людьми. Никакой почвы для мистики я в ваших примерах не усматриваю. И нисколько не сомневаюсь, что, когда-нибудь и сам умру столь же естественной смертью, – эти язвительные слова Бонапарт сопроводил пренебрежительным жестом.
– Нетерпеливость, не позволившая закончить мысль, нисколько меня не обижает. Напротив, нетерпеливость - очень полезное свойство для человека с вашими замыслами. Однако, дайте же договорить, – ухмыльнулся человек в накидке. – Прошу обратить внимание не только на характер кончины перечисленных властителей, но и на то обстоятельство, что каждый из них непременно ставил целью объединить в одно государство всё человечество. И когда эта мечта уже начинала сбываться, когда казалось, что нет на свете силы, способной помешать задуманному, – при этих словах Наполеон вздрогнул, – внезапно – раз, и нелепая смерть в цветущем возрасте, влекущая распад империи или застой с последующим распадом.