Вишенка. 2 том
Шрифт:
И оба друга ускорили шаги. Когда они были уже на очень близком расстоянии от Мино, Сабреташ сделал знак Петарду, чтобы тот молчал и шел тише, потому что по привычке, свойственной многим пьяницам, Мино громко разговаривал сам с собою, а старый солдат не прочь был его послушать.
— Черт возьми!.. Я не допущу, чтобы это так осталось. Я сделал все так, как желала эта дама… она должна выполнить условия… она дала мне десять золотых, чтобы я поехал с ней к той… где меня довольно дурно приняли, но она обещала дать втрое больше, если я признаю Вишенку… а сейчас, у входной двери, где я ожидал ее… когда попросил обещанные деньги… она грубо оттолкнула меня говоря: «Пойдите прочь, несчастный!» Села в карету и… была такова… Это прекрасно! Очень мило… Ее кюрасо хорош… это правда… но мадера поддельная. Я схожу к этой госпоже. Я знаю ее адрес… а пока выкупаю мою собаку. Поди сюда, Гриньдон, ты весь запачкан… я тоже, но у меня теперь есть деньги… я переменю платье, а ты, Гриньдон, не можешь измениться.
— Он идет купать собаку, — сказал Сабреташу Петард.
— Слышу. Будем следить за ним. Если он откажется драться, то я его самого выкупаю.
Через час времени Мино добрался наконец до моста Согласия, а так как дни были коротки, то была уж почти ночь, когда он подошел к реке. Около ее не было видно ни души, потому что погода была пасмурная, туманная. Взяв в руки собаку, которая не имела никакого желания купаться, Мино бросил ее в реку, в эту минуту Сабреташ встал перед ним.
— Скажите… один человек… два человека, а сейчас я никого не видел. Это рыбаки.
— Нет, господин Мино, мы не рыбаки. Вы меня не узнаете?
— Нет… Впрочем, позвольте… это вы были у той дамочки… которая упала в обморок.
— Благодаря вам, негодяй! Вы еще раз пришли ее обесчестить.
— Это было для того, чтобы сделать угодное той даме, которая меня привезла.
— Но пять лет тому назад, встретив Вишенку вечером на бульваре, вы хотели увести ее опять в тот проклятый дом.
— Так это были вы? Это вы сшибли меня с ног на бульваре?
— Именно, а сегодня намерен сделать еще лучше, хочу убить вас. Живее! Нечего терять время; товарищ мой принес с собой сабли, а под мостом здесь очень удобно драться… Становитесь, берите саблю.
Петард подошел к Мино и подал ему саблю, но Мино отступил, крича в испуге:
— Что это такое? Это западня? Я дерусь только на шпагах, господа.
— Ты будешь драться на саблях, или я тебе разрублю рожу…
— Лучше пойдем на мировую… хотите, я вас угощу обедом?
— Негодяй! Ты, верно, думаешь, что имеешь дело с себе подобными. Становись в позицию, или я сейчас тебя проколю.
— Дайте мне прежде вытащить из воды собаку, а то она утонет.
— Собака стоит господина. Остановись, или я тебе разрублю голову.
— Хорошо же! Но вы будете раскаиваться.
И Мино решился, наконец, взяться за саблю.
Поединок начался, но господин Мино беспрестанно отступал. Чтобы заставить его биться на одном месте, Сабреташ вынудил своего противника подвигаться в сторону реки, говоря:
— Предупреждаю, если вы будете все отступать, то отправитесь туда же, где теперь ваша собака.
Но Мино, не обративший внимания на предостережение и желавший только увернуться от ударов сабли старого воина, продолжал пятиться задом… и вдруг упал в воду.
Сабреташ остановился, ища глазами противника. Было почти совсем темно, только слышался плеск воды.
— Черт! Куда он давался? — вскричал старый солдат.
— Я думаю, он тоже захотел искупаться, — отвечал Петард.
— Ты думаешь? Но я хотел убить его на дуэли и не желал его топить.
И оба друга начали звать Мино, но собака и ее хозяин исчезли, унесенные быстрым течением реки.
После десяти минут бесплодных поисков Сабреташ отошел от берега, говоря Петарду:
— Этот Мино не стоит того, чтобы умереть от меча.
Здоровье Леона Дальбона становилось лучше день ото дня; ему сообщили тайну рождения Вишенки, он узнал, что женат на своей двоюродной сестре. Вскоре передали ему также и то, что Гастон отомстил за него господину Фромону, а Сабреташ известил Вишенку о смерти господина Мино.
Оставалась только одна личность, о которой каждый из них думал втайне и которую Леон непременно хотел отыскать, как только будет в состоянии выйти из дома. Эта личность была господин Шалюпо.
В одно утро господин Дюмарсель пришел к своим детям, потому что Леон был теперь его сын, и сказал супругу Вишенки:
— Я сейчас встретил госпожу Шалюпо, которую вы, вероятно, видели у госпожи де Фиервиль…
При имени Шалюпо Вишенка опустила глаза, Леон нахмурился, а Сабреташ, сидевший в углу комнаты, испустил звук, весьма похожий на рычание животного. Господин Дюмарсель, ничего этого не заметивший, продолжал:
— Я был очень удивлен, увидев эту даму в глубоком трауре.
— В трауре! Но по кому? — вскричал Леон.
— По своему мужу…
— Господин Шалюпо умер?
— Случайно. Жена его сказывала, что со времени бала у госпожи де Фиервиль муж ее сделался совершенно как помешанный. С бала этого он уехал, ни слова ей не сказав, а на другой день, под предлогом того, что воздух Парижа вредно действует на его здоровье, он опять, не предупредив жену, отправился в Англию. Госпожа Шалюпо последовала за ним, но, приехав в Лондон, узнала, что с поездом, отправлявшимся в Бирмингем, случилось несчастье и что господин Шалюпо, ехавший с этим поездом, погиб так же, как и многие из пассажиров. Госпожа Шалюпо возвратилась в Париж вдовою.
Улыбка удовольствия появилась на губах Леона, а Сабреташ, поглаживая усы, тихо проговорил:
— Счастливый путь!.. Право, железные дороги — это великолепное изобретение…
Что касается Вишенки, то, услышав о смерти господина Шалюпо, она вздохнула свободнее; теперь она может выезжать в свет, не боясь встретить там более этого человека.
Когда Леон совершенно выздоровел, он и жена его уступили просьбам господина Дюмарселя и поселились с ним, составив, таким образом, одно семейство. Сабреташ хотя и не жил в одном доме с ними, но всегда имел место за их столом и у их очага.