Вишневая дверь
Шрифт:
...тонкую аллюзию на огонь и солнце, которые ярки, как и любовь.
Или вот, например «Пусть пёс и предан тебе всей своей собачьей жизнью, но он не различает цветов радуги». Тут суть ясна – собачья верность проста и незатейлива, и собаке незачем…»
«Когда есть идея, пусть даже бредовая – написать сочинение просто», – подумал он, отдавая удивленной классной тетрадь спустя час. Угрызения совести его не мучили: он выполнил задание, и не его вина в том, что кто-то напортачил с обложкой.
03 Пугать голубей
Вадим нервно дергал молнию на сумке.
Когда они, только поступив в музыкалку, пришли на первое занятие у Дмитрия Петровича Верещагина, он точно так же провел их в зал, сел за фортепиано и сыграл сам. А потом повернулся к оторопевшим детям и сказал: «Попробуйте повторить». Кажется, играл он какой-то из этюдов Шопена. Увидев, что ученики испугались, он мягче добавил: «вы можете сыграть другое. Например, что вы играли на экзамене?»
И просто наблюдал, как они нервничали и по очереди тупили, садясь за инструмент. Он ничего резкого не говорил, лишь внимательно смотрел, как они паниковали.
Он считался лучшим учителем, его студенты сдавали на «отлично», участвовали в конкурсах. На занятиях он бесконечно спокойно объяснял, повторял, показывал… Но в самом начале года он отводил душу – по-другому не скажешь – на своих учениках. Будто наслаждался напуганными детишками или авансом раздавал весь негатив, который мог бы раздать на занятиях. Будто говорил: вот он я, добренький, но я могу и драконом быть, не доводите до огня! Отчетный концерт пугал меньше сентябрьского прослушивания у Верещагина, потому что в отчетном концерте был смысл, а это занятие было просто ежегодным террором.
Вадим огляделся: нервничали все. Стас ткнул его в бок и прошептал:
– Знал бы, что будет такая фигня, никогда бы не спорил с Симкой.
Симка, его сестра училась в музыкальной школе на класс старше, но на аккордеоне. Как-то она взяла безалаберного брата «на слабо», сказав, что он слишком легкомысленный, чтоб научиться играть на музыкальном инструменте. Звучало это так: «В музыкалку таких тупых, как ты, не берут». Стас в долгу не остался: «Кто, тупой, я? Да это ты – дура с баяном!» В итоге, Симка, устав от спора – а орали они в школе, и Вадим прекрасно это помнил, – бросила, желая поставить точку: «Да тебе просто слабо!»
Стас, как настоящий пацан, пошел и поступил. Правда, на фортепиано, сказав, что не выдержит играть на одном инструменте с сестрой. И выцыганил у родителей новое электронное пианино. Мама Вадима, услышав это, привезла от бабушки антиквариат, старый деревянный инструмент, и тоже отправила сына в музыкалку, буквально пинками. «Мы что, хуже всех, что ли?» В итоге он, Стас и Ванька поступили позже всех и сейчас были самыми старшими учениками четвертого класса фортепиано.
Они напряженно ждали, как же учитель будет их вызывать: по списку или нет?
Дмитрий Петрович отложил журнал в сторону и подошёл к фортепиано.
Все дружно втянули воздух: вызывать будут вразнобой. Как повезет. Или не повезет. Ученики бормотали про себя «Только не я!» как молитву и перебирали в руках всякую мелочь на манер четок. Верещагин оценил состояние класса, и только было собрался назвать первую фамилию, как скрипнула дверь, разрушив драматичное ожидание провала.
– Извините.
В класс зашла невысокая девушка с длинными распущенными волосами. Вадим с удивлением уставился на нее: на незнакомке была форма его школы, но прежде он ее не видел. Ее пронзительные светлые глаза холодно смотрели сквозь класс. Ребята отвечали ей тем же: пока она шла, каждый смог рассмотреть ее лицо с правильными чертами, но усыпанное мелкими серыми точками. Болезнь? Аллергия?
Она протянула Дмитрию Петровичу бумажку, и еще раз извинилась, что опоздала. В лице учителя что-то изменилось.
– Так ты новенькая, да? Арионова Даня?
Класс хмыкнул. Девушка нахмурилась.
– Меня зовут ДанА.
– Хорошо, Дана, можешь положить вещи на любое свободное место. Меня зовут Дмитрий Петрович. Сегодня у нас прослушивание для начала занятий, чтобы понять, кто как продвинулся (или не продвинулся) за лето. Это не на оценку, я просто смотрю на прогресс.
Девушка положила сумку на одно из мест первого ряда, и остальные ученики удивленно переглянулись: никто там не садился, предпочитая середину и галерку. Первый ряд был подернут флером неприкосновенности: на экзаменах его занимали учителя. Все остальное время учителя тоже там сидели, но только в сознании детей. Стулья всегда оставались пустыми. Но она небрежно бросила свои вещи, не замечая призраков преподавательского состава. Сидела прямо, не оборачиваясь, и Вадим не мог толком ее разглядеть. Что с ней не так? Она больна? Тут же стрельнула нотка жалости: только зашла в класс, а тут музыкальный террор.
– Что ж, – учитель присел и скрестил пальцы. – Сегодня начнем с вас, что бы мы могли понять ваш уровень, Арионова.
Ребята дружно выдохнули: вызвали не их. Стас толкнул Вадима в бок и прошептал: «Жаль чумную, не повезло девочке»
Она не сразу встала, как будто уже успела глубоко задуматься. Сняла форменный пиджак и зачем-то закатала рукава. Немного растерянно подошла к пианино и спросила:
– А что мне сыграть?
Наверное, она подумала, что есть условия, как на конкурсах.
– Да что хочешь, это не на оценку, я смотрю уровень игры после лета, – якобы ободряюще улыбнулся учитель. От его «доброй» интонации у Вадима по спине мурашки побежали. В его сторону часто звучали эти сочувствующие нотки.
– Я не так хорошо играю на пианино, как… ну да ладно, – Она покачала головой и села за инструмент. Взяла пару нот, пробуя звук, потом прикрыла глаза и начала играть. Вадим еще не слышал этой вещи. Грустная и красивая, сложная и яркая. Он никогда не думал, что можно так играть на истерично-пугающем сентябрьском прослушивании. Ребята, шептавшиеся из-за пятен на ее лице, умолкли, и смотрели, как она, прикрыв глаза, быстро нажимает на черно-белые клавиши. Пианино пело. Казалось, инструмент радуется, что хоть кто-то не испугался играть. Девушка закончила, встала, и перешептывание пошло с новой силой.
Дмитрий Петрович выглядел удивленным.
– Ноктюрн Шопена. Весьма серьезно и символично, если вспомнить откуда вы приехали. Приятно будет с вами поработать. Следующий: Морковин.
Вадим мигом напрягся. Удивление и восторг перед бесстрашным исполнением чумной испарились. На деревянных ногах он подошел к пианино. Почему-то, кроме заученной в прошлом году «Грустной песенки», он ничего не помнил. Он учил летом разное, но в сознании метались обрывки нот, будто ключом по голове ударили. Разводным ключом, не скрипичным.