Вишневые воры
Шрифт:
– Ты где была? – спросила она. Из-за ее спины показалась Зили, которая, взглянув на меня, тут же отвернулась – уж она-то сразу поняла, где я была.
– Гуляла, – сказала я, прошмыгнув мимо Эстер в кухню и стараясь не смотреть ей в глаза.
– Ты пропустила завтрак. И обед! – сказала она моей удаляющейся спине, пока я пересекала кухню в сторону лестницы, ведущей в девичье крыло.
– Приведи себя в порядок, – крикнула мне Эстер. – Вечером мы едем в город!
В ванной я принялась смывать с себя грязь и кровь – бурая вода закручивалась в спираль и стекала в слив. Освежившись и переодевшись, я отправилась искать сестер в надежде, что они еще не убежали. Двери в родительское крыло были закрыты, в коридоре было темно, и я подумала о маме – должно быть, она сейчас томится там, вдыхая отравленный лилиями воздух. Я задержалась у дверей,
– Айрис? – крикнула снизу Эстер. – Ты где?
Я пошла дальше – на разговор с Белиндой времени не было. Спускаясь по центральной лестнице, я увидела сестер, стайкой столпившихся у выхода. Они, как по команде, повернули ко мне свои лица, и я почувствовала себя дебютанткой на балу. Мне стало не по себе от их внимания, мне казалось, что я виновата перед ними. Пока они не подняли на меня глаза, я и не подозревала, что меня съедает чувство вины. Я оправила платье, волнуясь за гигиенический пояс. Сестры выглядели слегка раздраженными. Должно быть, Зили все-таки наябедничала, и они все знают. Я смело преодолела последние ступеньки и пробралась вглубь девичьей группы, оказавшись в шуршащем облаке их ситцевых платьиц, окруженная ароматами сирени и жимолости. Они потеснились, освобождая для меня место – тихий шелест семенящих ножек по плитке, все глаза по-прежнему устремлены на меня, темно-голубые и изумрудно-зеленые.
– Наконец-то! – сказала Эстер, вложив в одно-единственное слово столько энергии, что стало понятно – она будет прекрасной матерью. В конце концов, она всю жизнь воспитывала меня.
Эстер открыла дверь, и нас обдало волной зноя. Сестры вышли следом за ней на улицу и сели в автомобиль; я притворила за собой входную дверь, замыкая процессию. Розалинда и Калла сели впереди, рядом с Эстер, а Дафни, Зили и я – сзади. Мы с Зили сидели рядом, наши платья соприкасались, но мы друг на друга не смотрели и не разговаривали.
Эстер везла нас в город. Всеми нашими выездами руководила она, и никто не знал, что станет с этим видом досуга после ее отъезда. Наверное, ее место займет Розалинда – она хоть и провалила экзамен на вождение, но уже вовсю готовилась к новому. Эстер была полноправной хозяйкой огромного универсала, купленного отцом для мамы, – «Хадсон Коммодор» с деревянной отделкой, за руль которого Белинда ни разу не садилась. Не знаю даже, были ли у нее права.
Я наслаждалась поездкой, хоть и была в этот раз провинившейся. Все сердились на меня, но лишь одна Зили знала точно, почему им действительно следовало сердиться. Пока же они просто были раздражены – я исчезла без причины, да еще и без Зили, а вернулась в плохом настроении. Я опустила стекло и высунулась из окна, отдавшись во власть ветра и разглядывая природу – покатые склоны изумрудно-хризолитовых каньонов, которые я обожала. Цвета я изучала на занятиях живописью – и этот цвет, который я называю коннектикутский зеленый, до сих пор регулярно появляется в моей палитре – и как же я хочу увидеть его вновь своими глазами!
– Айрис, – повернулась ко мне Розалинда, – если ты угодишь лицом в телеграфный столб, кровавые бинты будут плохо смотреться на свадебных фотографиях.
Я втянула голову внутрь. Там уже начали сгущаться тучи, и я не хотела своим неразумным поведением вызвать грозу.
Мейн-стрит, главная улица Беллфлауэр-виллидж, была пустынна. Почти все дети отправились куда-нибудь к воде – в бассейн, на океан, к озеру – в такую жару годился любой водоем. Эстер припарковалась у кафе-мороженого, и мы высыпали на улицу стайкой цветных платьев. В кафе мы заняли угловую кабинку у окна. Эстер с Розалиндой заказали по вишневой коле, а мы с Зили, как всегда, шарики мороженого с клоунской шапочкой из рожка. Дафни заказала самый большой банановый сплит во всем меню и проглотила его за пару минут, Калла же не взяла ничего, а потом они обе извинились и ушли – Дафни на прогулку со своей подружкой Вероникой Крим, а Калла – в библиотеку.
Эстер была явно огорчена их уходом.
– Не так уж много совместных выездов нам осталось, – сентиментально вздохнула она.
– А ты не выходи за Мэтью и останься с нами, – сказала Дафни. Она пыталась пошутить, но вышло иначе – мне показалось, что ее слова лишний раз напомнили Эстер о предсказании Белинды.
– Что ж, идите, – сказала Эстер, а когда они ушли, взглянула на меня. Шансов куда-то уйти у меня точно не было.
Это была
Они стали обсуждать медовый месяц, восхищаясь тем, что в это время на следующей неделе Эстер и Мэтью уже будут на борту лайнера «Кьюнард Лайн» на пути в Европу. Они увидят Лондон, Париж, Рим, Афины и в конце поездки – Святую землю, целый месяц путешествий в новом статусе мужа и жены. Эстер уже упаковала чемоданы – платья, сумочки, туфельки в тон, и они были отправлены в их будущий дом. Нам с Зили были обещаны открытки из каждого города, где они побывают.
Следующим пунктом обсуждения стала прическа Эстер – свое решение о ней Эстер меняла уже тысячу раз. Поднять или распустить? Этот животрепещущий вопрос они обсуждали так, словно участвовали в саммите Организации Объединенных Наций. Зили с готовностью включилась в дискуссию, предложив проголосовать за прически из журналов, которые больше подойдут Эстер. Я смотрела в окно на безлюдную улицу, покусывая шапочку-рожок. Колокольчики на клумбах пожухли и скукожились. Немногочисленные горожане, отдыхавшие на лужайке, лежали на траве, будто их поразила неведомая болезнь. Мужчина в костюме дремал, накрыв лицо шляпой. Ребенок продвигался по траве, пытаясь переползти через сонную мать. Как бы тяжело ни переносилась жара в деревне, в городе было еще хуже. В свой выходной Доуви ездила в Нью-Йорк и потом рассказывала, что город изнывал от зноя – кругом пузырящийся асфальт, раскаленный бетон и потные, красные лица прохожих, словно они все как один трудились в прачечной.
– Тебе какая прическа больше нравится, Айрис? – спросила Эстер, пододвигая ко мне два журнала, открытых на нужных страницах. Пока я глазела в окно, они проголосовали, и два представших на мой суд изображения прошли финальный отбор. На одной – розовощекая брюнетка, мягкие кудри каскадом спадают на открытые плечи; на другой – холодная блондинка, волосы убраны в пучок.
– Какая разница? – сказала я, отодвинув от себя журналы.
– Да что с тобой сегодня? – спросила она.
– Не обращай внимания на эту вредину, у нее гормоны разыгрались, – сказала Розалинда. Она закрыла журналы, и полукруг женских лиц в нашей кабинке нахмурился, словно это было одно существо.
Я не хотела обижать Эстер. Больше, чем кто-либо из сестер, я переживала, когда обижала Эстер. Но сейчас я делала это ради нее. Я пыталась ее спасти.
– Назад в пастораль? – спросила Розалинда, когда мы – без Дафни и Каллы – уселись в автомобиль. Зили, оставшись на заднем сиденье наедине со мной, отказывалась даже смотреть на меня.
Мотор тихо урчал, а Эстер задумчиво сжимала руль.
– Нет, – сказала она, переключив скорость. – Поехали посмотрим дом. Мой дом.
Розалинда и Зили с восторгом согласились; Эстер посмотрела на меня в зеркало заднего вида – я ответила ей безучастным взглядом. Она нажала на газ, выехала на Мейн-стрит и повезла нас в резиденцию будущих мистера и миссис Мэтью Мэйбрик из Рая, Нью-Йорк. Никто из нас еще не видел их новый дом, даже Розалинда, к ее большому огорчению. Мэтью завершил сделку лишь неделей ранее, и Эстер не хотела нас приглашать, пока они не обустроятся. Вероятно, она передумала.
Мы выехали из Беллфлауэр-виллидж, вновь пересекли зеленые каньоны, добрались до Гринвича и повернули на шоссе, ведущее в Рай. Мимо нас проплывали рекламные щиты и огромные неоновые вывески, тусклые при свете дня, заправочные станции и бургерные, и все это насыщенных, искусственных цветов – так недалеко от дома, а как сильно они контрастировали с благородными оттенками Беллфлауэр-виллидж и великолепием «свадебного торта».