Вишневые воры

Уокер Сарей

– Если ты как следует попросишь, папа разрешит тебе забрать портрет Энни Оукли, – пошутила Розалинда.

– Нет, спасибо! Никакого оружия в этом доме.

– А пистолет в тумбочке? Он бы тебе пригодился на случай ограбления!

– Здесь нет преступности, – заверила ее Эстер. – Это привилегированный район.

Они пошли наверх, а я присела на диван в гостиной – сквозь целлофан просвечивала белая обивка с голубыми цветами. Кругом цветы. Я слышала их шаги на втором этаже – они быстро переходили из одной спальни в другую. В комнатах было пусто, смотреть было особо не на что. Они говорили о том, где можно обустроить детскую, и Розалинда сказала,

что она им наверняка понадобится уже следующим летом, а я вспомнила девочку-гаргулью с бутылочкой во рту.

– Ты уверена, что хочешь провести здесь свою первую брачную ночь? – приглушенно сказала Розалин-да, но ее голос отражался от стен и эхом прокатывался по лестнице – Розалинда никогда не осознавала, как громко она разговаривает. Даже с такого расстояния я услышала преувеличенную скандальность в ее голосе на словах «брачная ночь».

Я имела некоторое представление о том, что такое брачная ночь. Дафни объясняла нам с Зили какие-то элементарные вещи о сексе. Она говорила, что после первого раза с мужчиной на простынях остаются следы крови и что все мужчины хотят видеть эти следы, ведь они доказывают, что они взяли в жены девственницу. На вопрос Зили о том, откуда идет кровь, Дафни ответить не смогла. Ее рассказы были поверхностными – скорее всего, она и сама половину не понимала.

Ожидая сестер, я стала думать о том, что сказала бы Дафни о новом доме. Вполне вероятно, что Эстер привезла нас сюда как раз потому, что с нами не было Дафни и ее острого язычка. Из всей семьи только Дафни позволяла себе сквернословить, читать дешевые романы и приносить домой всякие непристойности вроде той фотографии обнаженной женщины, которую она вырезала из журнала, или старой карточки викторианских времен с голым мужчиной на голой женщине. Откуда она все это брала, мы не знали – наверное, то было влияние ее подруги Вероники, с которой она проводила время, пока я тут терпела эту экскурсию на Граус-корт.

– Разве это не романтично? – донесся сверху голос Эстер. – Провести брачную ночь в собственном доме?

– В роскошном отеле было бы романтичнее.

– Ох, Роз, – сказала Эстер. За сегодняшний день она уже раз сто повторила «Роз» или «Роззи» своим особым тоном, с игривым укором. Я представила, как Мэтью уходит на работу, а она остается здесь одна на весь день, и когда она говорит: «Ох, Роз!», ей никто не отвечает.

– Мы проведем здесь всего две ночи перед медовым месяцем. Он сказал, что в пятницу нам в доме быть нельзя – думаю, он запланировал что-то на день после свадьбы.

Розалинда театрально вздохнула.

– Ты уж вспоминай обо мне в цветочном магазине! – сказала она. – А то, пока ты будешь в Европе, я попрошу Дафни пробраться сюда, взломать замок и разрисовать все стены, как у нас дома. Только представь: пустынный пейзаж с перекати-поле в гостиной, венерина мухоловка в спальне…

– Перестань!

– Морские водоросли в ванной, заколдованный дуб в детской…

– Только попробуйте!

Они спустились вниз, и я встала с дивана и пошла за ними на кухню – следующий пункт в программе экскурсии. Здесь царил ослепительный желтый – шкафчики и бытовые приборы лимонного цвета, ламинированная столешница с золотистыми вкраплениями. Напротив стеклянных дверей, ведущих на задний двор, было пустое место, где вскоре встанет стол, за которым дети Эстер будут поедать хлопья и тосты перед выходом в школу, а Мэтью – читать газету за утренним кофе, и все это, конечно, приготовит Эстер, ведь кухарки у них не будет. Эстер открывала шкафы и показывала Розалинде их содержимое – пакет муки, бутылочка растительного масла, смеси для выпечки, баночки горошка.

– Когда мы приезжали сюда в прошлый раз, я попросила Мэтью свозить меня в супермаркет, чтобы купить все это, – так ведь гораздо уютнее.

– Пожалуйста, не говори мне, что снова собираешься готовить, – сказала Розалинда.

– Я ведь скоро стану замужней женщиной. А Мэтью от меня этого ждет.

Произнося его имя, Эстер подняла левую руку и полюбовалась кольцом с камнем – это был инстинктивный жест, как поглаживание живота беременной женщиной.

– Какой смысл иметь богатого мужа и не пользоваться всем, что к этому прилагается? Даже наш прижимистый отец не жалеет деньги на кухарку. С тем же успехом ты могла бы жить в пещере и носить мешковину вместо одежды.

– Мы на пороге новой эпохи, – ответила Эстер. – На дворе 1950 год.

– Пф-ф, – фыркнула Розалинда и повернулась ко мне: – Ты сегодня ни слова не проронила, противное ты создание. Фазенда Мэйбриков тебя не впечатляет?

Я пожала плечами, пытаясь разглядеть из дверей кухни, где там Зили. Она бегала по лужайке за белым котом – видимо соседским. Маленький огороженный дворик наглядно демонстрировал то, что я думала об этом доме: это тупик. Я завидовала тому, что Эстер теперь может вырваться из «свадебного торта», но новый дом не был для меня олицетворением свободы – его низкие потолки и тонкие стены, его идеальная симметрия и крошечная полоска зелени на заднем дворе, и все это зажато между другими домами. Здесь не было простора, нечем было дышать, негде спрятаться, никаких секретов. А наш «свадебный торт» был полон секретов.

– Айрис, ты расстроилась из-за тех маминых слов? – спросила Эстер. – Иначе как еще объяснить твое поведение?

Я повернулась к ней, она стояла у плиты.

– Я не хочу, чтобы с тобой случалось что-то ужасное.

В тесноте этого дома на меня накатил приступ паники, стало трудно дышать.

– Зачем тебе сюда переезжать? – спросила я. – Почему ты не можешь сначала окончить коллеж и только потом выходить замуж?

Эстер снова посмотрела на кольцо и нахмурилась. Я продолжала причинять ей боль и сама страдала от этого.

Розалинда подошла ко мне, стуча каблучками по линолеуму. Она схватила меня за плечи и встряхнула так, чтобы я посмотрела ей в глаза.

– Мама вечно пугает нас своими мрачными мыслями, но это все неправда. – Она замолчала, хотя было видно, что она не закончила. – Как бы тут выразиться поделикатней… – Она прикусила нижнюю губу, как и всегда, когда задумывалась. – Ты ведь знаешь, что когда наша мама родилась, ее мать умерла?

Я кивнула. Тогда еще я мало знала о мамином прошлом, но мне было известно, что ее мать звали Роуз, и что та умерла в родах, и что Белинда ненавидела розы.

– Это ужасно травмировало нашу бедную маму – шутка ли, своим появлением на свет убить собственную мать! От этого и все ее проблемы. – (Видите? Мы все и всегда пытались докопаться до сути проблем.) – А хуже всего то, что она не знает, каково это – быть матерью, потому что сама выросла без материнской заботы. Понимаешь? Она запуталась и все испортила, но это не ее вина. Это как если взять волчицу из леса и заставить ее воспитать шесть человеческих детей.

– Роззи, – сказала Эстер.

– Не так уж я и преувеличиваю. Эти ежедневные завывания. Боже милостивый.