Вишня под снегом
Шрифт:
В хижине Миико они прожили до весны. Когда сошли снега, делавшие непроходимыми перевалы, один из солдат, уроженец тех мест, провел их потайными тропами через горы. Счастливо избегнув патрулей генерала Маэда, маленький отряд устремился на юг и вскоре растворился на просторах Хонсю.
— …И это все? — осмелился спросить Ученик спустя
— Это я у тебя должен спросить, — промолвил старик. — Понял ли ты, чем отличается сила от слабости? Или я зря потратил сегодняшнее утро, пытаясь вдолбить в твою деревянную башку хоть капельку ума?
На этот раз Ученик не сплоховал — не зря же он молчал целых пять минут после того, как Сэнсэй закончил свой рассказ.
— Вы сказали, что слабость — одно из проявлений силы, Сэнсэй, — почтительно напомнил он. — Рассказанная вами история подтверждает, что сила и слабость перетекают друг в друга в зависимости от обстоятельств. В начале человек с повязкой был сильнее, потому что сумел захватить противника врасплох. Но он утратил свою силу, когда начал глумиться над Ошо. Тот, в свою очередь, сумел превратить слабость в силу и убил врага, отомстив, таким образом, за гибель князя Тадэмори. Но потом…
Ученик запнулся. Сэнсэи с интересом разглядывал его раскрасневшееся от непривычного умственного усилия лицо.
— Что же случилось потом? — подбодрил он Ученика.
— Потом… его сила вновь обернулась слабостью… — неуверенно пробормотал тот. — Ему следовало сделать сэппуку сразу же после того, как он убедился в смерти своего врага. Тогда он бы сохранил честь и остался в памяти потомков как великий воин…
— Каких потомков? — насмешливо спросил Сэнсэй. — В ту пору никаких детей у него не было. Так что память о его подвиге сохранил бы в лучшем случае ворон, сидевший на сосне.
— Но откуда же тогда стало известно?.. — начал Ученик и замолчал.
Тонкие бесцветные губы
— Ошо и его спутники продвигались все дальше на юг и в конце концов оказались далеко от родных мест, на островах Рюкю. Вскоре Ошо женился на тамошней девчонке посмазливее и положил начало твоему роду.
Сэнсэй внезапно поднялся на ноги — текучим, плавным движением, которое так не вязалось с его сухим, будто из дерева выточенным телом.
Ученик тоже вскочил — поспешно, но без тени той грации, что отличала старика.
— Что же получается, Сэнсэй? — растерянно спросил он. — Нарушивший слово самурая ронин Ошо — мой предок?
— Да, мальчик. И что ты теперь скажешь о принятом им решении?
— Не знаю… — Ученик сморщился, словно от зубной боли. — Как самурай, он должен был совершить сэппуку… но тогда не было бы всего нашего рода… отца… меня… А это правда? Я хотел сказать, отец никогда не говорил мне…
— История Ошо не из тех, какими гордятся, — сухо ответил Сэнсэй. — Но ты должен быть благодарен ему за то, что у него хватило ума выбрать жизнь. Жил он долго — мне кажется, лет восемьдесят или девяносто. А вся эта история случилась, когда ему было двадцать шесть. Так что большую часть жизни он чувствовал себя полным дерьмом.
Он отвел взгляд от глупой физиономии Ученика и негромко продекламировал:
— Печальный мир!Даже когда расцветают вишни…Даже тогда…И снова Ученик не понял его — ведь за тонкими стенами додзе свистел зимний ветер и белые лепестки вишен давным-давно облетели.