Вист втемную
Шрифт:
— Значит, надо было! — проворчала Аня, торопливо собирая компакты в коробку и приделывая крышку на место.
— Странно, — заметил Гена. — У тебя обычно все по системе: диски с программами — отдельно, видеофильмы — отдельно, аудиодиски — тоже… А тут зачем-то в одну коробку два аудио положила, игру и библиотеку.
— У тебя не спросила! — сердито буркнула Аня и положила злополучную коробку в ящик письменного стола, да еще и на ключ заперла.
— Ну что вы так рассердились! — произнес Таран, довольно удачно, хотя и не без напряжения сил, сыгравший роль стороннего наблюдателя. — Из-за ерунды какой-то…
— Это не ерунда… — сказала Аня сгоряча и тут же сообразила, что слишком озадачила парней своим поведением и привлекла их внимание к дискам. Поэтому она продолжила уже в менее серьезном и строгом тоне:
— Я просто не люблю, когда Гена все переставляет на полке. А эти диски у меня подруга попросила, вот я их и отложила в коробку отдельно от других.
— И надо было для этого мою «Комманд энд Конкер» вытаскивать? — проворчал Гена.
— А у меня больше свободных коробок не было, — ответила Аня, — вот и вытащила. Ничего им не сделается, если без коробки постоят. Тем более что ты в нее уже давно не играешь. Года два, наверно!
Таран уже построил в голове примерную версию появления дисков в маркированной коробке. Не иначе, этот самый Павел Степанович, предвидя какие-то неприятности по жизни, решил припрятать эти самые компакты у соседки. Правда, как он это преподнес? Либо передал их под каким-нибудь невинным предлогом (который, однако, надо было еще придумать!), либо у него с Анечкой были какие-то особо доверительные отношения, скорее всего более доверительные, чем у Анечки с Геной.
Первый вариант, то есть передачу под невинным предлогом, можно было бы с ходу исключить, учитывая то, как резко заволновалась Аня, когда увидела, что Гена вытащил коробку. Но Таран его исключать не стал, потому что вполне допускал, что поначалу Аня взяла их, ни о чем не подозревая, а уж потом, после вчерашнего убийства, догадалась об их небезобидном содержании. Более того, возможно, она их еще и просмотрела на своем компьютере. И, может быть, узнала нечто такое, что повергло ее в волнение.
Но второй вариант — с особо доверительными отношениями — был все-таки реальней. Ведь если отдавать эти компакты, что называется, «втемную», то уж никак не тому, кто их может просмотреть. С этой точки зрения куда лучше было вручить диски бабке Валентине Петровне. Хотя, конечно, тогда об этом уже знал бы весь подъезд и вся мировая общественность. Ясно ведь: даже если придумать какой-то совсем невинный предлог — сам Таран покамест не мог себе представить такого предлога, который не вызвал бы никаких подозрений! — то нельзя надеяться на то, что девушка, умеющая пользоваться компьютером, не захочет, допустим, послушать Ирину Аллегрову. А там вместо томной песенки про «Будуар императрицы» окажется запись, допустим, какого-нибудь жутко компрометирующего кого-либо телефонного разговора. Или вместо Высоцкого обнаружится съемка, сделанная в какой-нибудь сауне для избранных, где министры с бандитами пивком прохлаждаются. Ну, а там, где согласно картинке помещается безобидная игра «Коммандос», — реальный план военного переворота…
Нет уж, если Павел Степаныч рискнул отдать свои секретные компакты девушке с компьютером, то именно потому, что крепко ей доверял. Другое дело — причина, по которой он их ей передал.
То есть причина, в общем и целом, Тарану была ясна. Павел Степаныч почуял, что у него дома этим компактам будет плохо лежаться. А вот насколько плохо — неизвестно. То ли он просто опасался, что к нему в квартиру заберутся, когда его дома не будет, и эти диски тихо сопрут, то ли беспокоился, что его сперва убьют, а потом насчет этих дисков интересоваться будут.
От того, как было на самом деле, зависело очень многое. Если, допустим, Павел Степаныч беспокоился лишь насчет кражи, то рассчитывал продержать диски у Ани всего лишь до вчерашнего дня, то есть до приезда Тарана. После чего забрать их, отдать Тарану и жить спокойно. Соответственно, он мог, отдавая компакты Ане, не делать никаких распоряжений насчет того, куда их девать после своей безвременной кончины.
Однако могло быть и так, что вариант с кончиной он все же предвидел. Тогда он должен был сделать некое предварительное завещание. Типа того: позвони такому-то дяде и скажи ему, что то, что ему нужно, лежит у тебя. После этого, дескать, придет мальчик и заберет эти диски от греха подальше.
Юрка, конечно, очень надеялся на такой вариант.
Тогда в принципе можно было бы просто поговорить по-хорошему с Аней, забрать компакты и покинуть столицу с предельной скоростью и чистой совестью.
Таран уже готов был открыть рот, чтоб раскрыть свои карты, но тут его кое-что остудило. У него вдруг появилась третья версия появления компактов в Аниной тумбе. А что, если она эти диски попросту свистнула? Ведь если Павла Степановича застрелили из-за компактов, собираясь их у него забрать, то почему не обшарили и не забрали у него кейс? Гена скорей всего не врал. Ведь кейс, который менты прибрали в полиэтиленовый пакет, Юрка тоже видел. Вряд ли киллер был такой хладнокровный и имел столько времени в запасе, чтоб спокойно отпереть кейс, разобраться в его содержимом прямо на месте убийства и лишь потом убежать. Скорее всего, если б ему приказали изъять компакты, он унес бы «дипломат» с собой и просмотрел содержимое, сидя в машине, на которой смывался с места преступления.
Из этого следовало, что Павла Степановича валили либо те, кому эти компакты были по фигу, либо те, кто четко знал, что их у него из квартиры заберут другие люди. Например, Аня. Если, допустим, у нее имеется ключик от 55-й квартиры.
Правда, насчет ключа Таран никаких подтверждений не имел. Опять сам придумал. И может быть, напраслину возвел, хоть и в мыслях, на вполне честную с точки зрения УК девушку.
Пока Таран думал, Гена разыскивал в тумбе диски с «Комманд энд Конкер», а Лизка балдела перед видаком, хохоча над Томом и Джерри, как четырехлетняя, — счастливо и заливисто. Аня в это время насупленно сидела у компьютера, тоже что-то соображала. Должно быть, — это так Юрке казалось — ей очень хотелось, чтобы гости поскорее покинули помещение. Если она еще не попросила Тарана с Лизкой (а может, и Гену тоже!) убраться восвояси, то лишь по причине природной деликатности. Все-таки довезли бесплатно телевизор и даже на третий этаж дотащили. Пожалуй, пока Лизка не досмотрит кассету, Аня все же не решится сказать: «Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?», но рано или поздно все-таки скажет.
И что тогда делать? Уходить, зная, что компакты — вот они, здесь лежат? Мчаться к Генриху, чтобы сообщить ему сию радостную весть? Глядишь, к ночи доедешь. Но какова будет реакция? Может, Генрих, конечно, просто скажет с укоризной: «Что с тебя взять, малахольного?», после чего отправит Тарана совершенствовать боевое мастерство. Но может и наорать. Например, заявит: «Да ты, бестолочь, должен был зубами у нее эту коробку вырвать, раз она у тебя в руках была! Ты «мамонт» или хрен собачий?!»
В общем, Таран, конечно, не боялся «силового решения». Правда, у него в кармане лежала только выкидуха, отобранная у воинственной Лизки, а это такое оружие, которым легче убивать, чем пугать. Если пистолета, в общем и целом, боятся все, даже спецы по восточным и прочим единоборствам, то ножа — уже существенно меньшее число публики. Почти все достаточно крепкие, ловкие и нетрусливые мужики считают себя вполне готовыми защититься от противника, вооруженного только холодным оружием. Потому что от брошенного ножа можно при хорошей реакции увернуться или закрыться, а удар руки с ножом — перехватить или блокировать. Да и убить ножом с одного удара не так-то просто.