Вист втемную
Шрифт:
Обращался ли он к Тарану или к своим бабам, Юрка не понял, но ответил:
— Не-ет…
— Жалко! — сказал кавказец, морщась от явно острой боли. — Сердце немного болит… И в груди, и в спине. Переволновался, наверно.
Обе дамы что-то загортанили на родном языке, слышались слова «валидол» и «инфаркт».
Конечно, Юрка не был медиком, но вообще-то слышал, что инфаркты валидолом не лечатся. Правда, он не был уверен, что у «старика» инфаркт — седому вообще-то вряд ли было больше пятидесяти лет, но Тарану и сорокалетние казались пожилыми! Однако, как видно, сердце у горца прихватило
— Девушки, дорогие, — попросил он, — можно на русский ваш разговор перевести? Надо ж понять, что делать!
— Ничего не надо делать, — произнес седой. — Если Аллах захочет, чтоб я пришел — все равно никакой врач не поможет. Если не захочет — и так все пройдет. В больницу везти нельзя, сам понимаешь. Врача привозить сюда тоже нельзя — его потом убивать придется, а это нехорошо. Вези дальше и жди вертолета.
— А если помрешь? — напрямую спросил Таран. — Мне Трехпалый башку не отвинтит?
— Скажешь, что Магомад сам заболел, ты не виноват. Девушки подтвердят. Только надо будет меня быстрей домой везти, чтоб до заката завтра похоронить.
— Да, — покачал головой Юрка и не удержался, чтоб в очередной раз не произнести цитату из товарища Сухова, насчет того, что Восток — дело тонкое.
— Правильно говоришь, дорогой, очень тонкое! — сквозь боль улыбнулся Магомад. — Это кино азербайджанец снимал, очень хорошо сказал.
Таран повернул было к кордону и как раз в это время услышал откуда-то издалека постепенно нарастающий, посвистывающий рокот. Вертолет!
— Летит! — воскликнул Магомад. — Давай обратно!
Юрка довольно успешно развернулся в снегу и погнал машину обратно. При этом он прекрасно соображал, что ничего хорошего его там, на озере, ждать не может. И вообще надо срочно выскакивать из машины, выхватывать «пушку» и мочить пассажиров… Но ничего этого он не сделал. Даже не из-за страха, что мрачноватые восточные женщины, вовсе не похожие на наивную Гюльчатай, пристрелят его раньше, чем он успеет прикоснуться к дверце. Страх такой, конечно, имел место, но он был не главной причиной, парализовавшей Юркину волю и решительность, которой у него прежде хватало на то, чтоб выкручиваться и из более сложных ситуаций. Было еще что-то, нечто подсознательное, которое заставляло Тарана подчиняться и делать то, что, по идее, приближало его к смерти.
Ведь ясно же, что для вертолета небось какие-нибудь условные сигналы придуманы. А он, Таран, их не знает. И если вертолет улетит, не получив этих сигналов, то пассажирки — их спутник вроде бы небоеспособен — со спокойной совестью влепят Юрке пулю в затылок. Правда, оружия ни у баб, ни у Магомада Таран пока не замечал, но много ли рассмотришь в темном салоне на неосвещенной дороге?
Ладно, можно представить себе, что никаких сигналов нет и вертолет сядет просто так, увидев белую «Ниву». Но ведь Магомада и его девушек вроде бы собирался сам Трехпалый встречать и провожать. То есть тот, который Тарана отродясь не знал и дальше знать не захочет. И постарается, чтоб этот нахальный юноша в следующий раз повстречался с ним только на том свете.
Удивительно! Голова у Юрки соображала, он прекрасно понимал, что сам себя, можно сказать,
— Три раза дальний свет включи.
Это Магомад сказал. Юрку мгновенно осенило: стало быть, ребята подстраховались на всякий пожарный. Сигнал для вертолета знал только этот «дед». И больше никто. Это была гарантия, что вертолетчикам не впарят каких-нибудь других пассажиров.
На вертолете, уже зависшем надо льдом метрах в пяти и устроившем целый буран, до этого момента никаких огней не просматривалось, даже в пилотской кабине. А после того как Таран трижды мигнул фарами, на вертолете тоже три раза мигнули фонарем. Сразу после этого вертолет плавно опустился на лед, но двигатели не заглушил.
— Подъезжай! — окрепшим голосом произнес Магомад. — Наши!
Опознавательных знаков ВВС Ичкерии на вертолете не наблюдалось, на камуфляжном борту была обычная, еще советская, кажется, звезда с каемочкой.
Таран, внутренне холодея, подъехал к самому борту, где уже отодвинули дверь и при неярком свете подфарников «Нивы» слабо различались какие-то люди.
— Выпусти нас, дорогая! — Совсем выздоровевший Магомад нежно похлопал по плечу Гальку, и та послушно вылезла из правой дверцы, дав возможность пассажирам отодвинуть сиденье и выбраться из салона. Магомад, пожалуй, выбрался даже более прытко, чем бабы, на которых были длинные черные юбки намного ниже колен. Ясно, что никакого инфаркта у него и близко не было, то ли действительно переволновался, то ли вообще придуривался для каких-то своих, непонятных Юрке целей.
Из двери вертолета по короткой лесенке спустились два крупных дяди в кожаных куртках и ушанках, держащие на весу, стволами вверх короткие австрийские автоматы «хеклер-кох» а следом — массивный, но невысокий, немного неуклюжий мужик в дорогом длинном пальто. На секунду его правая щека попала в отсвет подфарников, и Таран отчетливо разглядел на ней шрам в виде буквы V. Потом он стал снимать перчатку с правой руки, чтоб подать ее улыбающемуся Магомаду. Юрка при этом сразу же увидел, что с левой рукой у обладателя шрама тоже не все благополучно. Работали только мизинец, указательный и большой пальцы, а на тех местах, где должны были находиться средний и безымянный, под перчаткой была пустота…
ТРЕХПАЛЫЙ
Ясно, что увиденные Юркой особые приметы его не обрадовали. У него в голове по-прежнему все работало нормально, он все прекрасно соображал, но никакого толкового решения принять не мог. Раньше надо было действовать, раньше! Теперь, когда он сидит в машине, около которой воздвигся Трехпалый со своими жлобами-автоматчиками, дрыгаться уже поздно. Точно так же, как поздно пить минеральную воду, когда почки отвалились. С почками у Юрки, тьфу-тьфу, все пока еще было в порядке, но вот надолго ли? Сейчас, пожалуй, он за это не поручился бы.