Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.

Обедин Виталий

Одной левой.

Моим собственным клинком.

От горечи унижения притуплялась даже боль в источающих кровь ранах.

Когда Мастер Плоти отнял руку от моего плеча и отступил назад, словно художник, намеренный оценить нанесенный мазок, я не удержался от новой попытки достать ублюдка – мягким, но стремительным, как порыв ветра, движением взвился с колена, норовя воткнуть в горло маньяка один из метательных стилетов, незаметно выдернутый из потайных ножен на рукаве.

Естественно, он поймал мой удар в замахе.

Железные пальцы стиснули запястье с такой силой, что я едва не взвыл от боли.

– Пр-роклятье! – Сдавленный хрип тупым ножом проскреб глотку.

– Проклятие? Тут ты ошибаешься, Сет Слотер. Я все еще преисполнен благодарности к тебе. И потому дарую не проклятие, но свое благословение. Воздам сторицей за зло, которое ты хотел причинить мне! И я докажу тебе, что мы отныне близки. Близки, как единое целое. Aue, брат мой, aue!

Хватка усилилась.

Чувствуя, как рвутся сминаемые беспощадной клешней двойника мышцы, как дробятся, растираясь в порошок, кости, я против воли разжал пальцы. Стилет зазвенел по гладким камням пола. А Мастер продолжал сжимать запястье, моя рука плющилась, словно схваченная железными тисками. С неслышным треском сломалась лучевая кость. Обезумев от боли, я прокусил губу до крови, не желая унижать себя криком.

Чего он добивался?!

Чего?!

А-а-а-а-а!

Крик когтистым зверем рвался из груди, чтобы обмануть-заглушить боль, перед глазами все помутилось, обломки костей ножами рвали сухожилия и разрезали мышцы, ища выход наружу.

А потом боль слегка отступила, да только легче от этого не стало.

Прояснившимся взглядом я увидел, что происходит: пальцы Мастера Плоти уже не сжимали мою руку, они входили в запястье, перетекали в него, словно струи вина из сосуда в сосуд, срастаясь в неделимое целое. Пульсирующая плоть плавилась и меняла форму, точно металл в горниле кузницы, и вот уже вместо двух рук образовалась одна нелепая культя, трясущаяся от неконтролируемого спазма.

Он был прав. Мы становились единым.

Буквально.

«О, боже!»

Клянусь, я не произнес этого вслух! Но он услышал.

– Да! Да, Сет Слотер! – восторженно взвыл Мастер моим голосом. – Боги! Мы будем богами!

Я обнаружил, что повторяю за ним слово в слово.

– Дважды Слотер, дважды Древняя кровь! Мы – бог! И это только начало, ибо потом будет много больше! Мое и твое искусство приумножатся мощью и Талантами всего нашего клана. А затем последуют Малиганы и другие. О! Нашей силе покорится весь подлунный мир. Это будет триумф плоти над магией, над сталью, над порохом и над наследием! Нам нужно только воссоединиться и завершить начатое…

«Нет», – попытался сказать я, но язык уже не повиновался.

Моя рука и рука двойника срослись почти до локтя. Два тела становились одним, я чувствовал, как присутствие Мастера неодолимой волной затапливает меня, подминает волю, вытесняет сознание, глушит голос разума, мятущийся в паническом ужасе, вбирает в себя и растворяет все то, что когда-то носило имя Сет Слотер.

– Мы будем одним!

Я все еще оставался на коленях, и Мастер стоял, склонившись надо мной, подобно отцу, утешающему нерадивое дитя. Собственное лицо, уже почти не обезображенное выстрелом, нависало сверху и скалилось мне моей же ухмылкой. Только взгляд продолжал оставаться чужим – безумным и темным. Взгляд существа, зависшего между миром живых и мертвых, между бытием и небытием, но не желающего это признать. Растворяясь в полных безумия глубинах этого взгляда, окончательно теряя себя в нем, я еще успел осознать, что через несколько мгновений он тоже станет моим.

Где-то в глубине угасающего разума даже мелькнула нелепая и абсолютно неуместная мысль о том, что это, быть может, достаточно интересно – посмотреть на мир чужими глазами…

Эта неуместная в конце пути насмешка обернулась всплеском ярости – последним, на что оказался способен Сет Слотер, Ублюдок даже среди Выродков. Ярость оказалась такой нестерпимо жгучей, что терпеть ее не представлялось возможным. Собрав в один комок последние крупицы того, что еще оставалось от меня, я сделал последнее, что мог.

И за миг до финала испытал небывалый триумф.

Я выхватил из закрепленных под мышкой ножен Дагдомар и, прежде чем Мастер, увлеченный поглощением моего естества, успел помешать, вонзил его в грудь.

В свою.

В его.

В грудь той части нас, что стояла на коленях, кривясь от муки.

С секундным опозданием пришла новая боль, и она оказалась ослепляющей!

Серебро куском льда вошло меж ребер, и теперь этот кусок таял в ране, сочась чистой агонией. Жидкий ледяной пламень распространялся по жилам нестерпимо быстро. Шесть рун на лезвии шестикратно проклятого кинжала ожили, развернулись, бестелесными щупальцами поползли внутрь, спеша отыскать, опутать и пожрать душу. Вечно голодная сущность Дагдомара, демона, жившего в клинке, вопила в счастливом восторге: настало время и насытиться, и поквитаться с поработителем.

Мастер тоже кричал. Хрипло и страшно.

И я кричал.

Мы кричали.

Один крик на двоих, из двух глоток.

Тяжело катившаяся волна, представлявшаяся мне несокрушимой волей Мастера, испуганно дрогнула и разбилась на сотни мелких брызг. За мгновение перед тем, как отдать себя небытию, сознание мое очистилось и наполнилось одновременно ужасом от содеянного и восторгом от победы, достигнутой поражением.

– Ты прав, – кашляя кровью на рукоять из берцовой кости оборотня, успел сказать я, видя, как двигаются, повторяя мои слова, губы напротив. – Мы действительно стали одним. Так и сдохни вместе со мной!

И пришла тьма.

Aue.

Часть третья

Множество

Глава I

Воскрешение

Возвращаться к свету всегда неизмеримо труднее, нежели падать во тьму.

Таково уж несовершенное устройство бытия.

И боли в моем новом бытие было несоразмерно больше, чем когда я умирал. А я ведь умирал? Я даже мысленно спросил себя: где же все те замечательные люди и нелюди, которые бы многое отдали за счастье перерезать горло Слотеру?

Сейчас в таких доброхотах ощущался самый острый недостаток.

Чувства и ощущения возвращались неровными кусками. В какой-то момент я понял, что теперь могу видеть. Перед глазами плавал потолок, испещренный изящными и одновременно жуткими барельефами, изображавшими чудовищных созданий рядом с древними предками Слотеров, подчас имеющими вид куда более устрашающий. Разобрать, что они делают – сражаются меж собой или столь же яростно совокупляются, не представлялось возможным. И вообще на барельеф не стоило долго смотреть, даже если ты в здравом уме и трезвой памяти.