Витамины для черта (Парадокс Гретхен)
Шрифт:
Татьяна быстро отвернула от Аси лицо и смахнула торопливым жестом тут же выкатившуюся на щеку непрошеную слезу, и замолчала, пытаясь справиться с так некстати нахлынувшими волнением и обидой. Удалось ей это довольно быстро – она вообще была очень волевой женщиной и, если того хотела, могла отлично с собой совладать. И даже и рассмеяться слегка:
– Нет, и правда молодец ваш Павлик! Надо же – витамины для черта… Выходит, что я самыми близкими людьми столько лет своего черта кормила? Надо же…
– Ну да. Выходит, что так. Вы-то хоть – своего, а я вообще – чужого…
– Как это?
– Да так уж получилось. Сама не знаю, как…
Так они и просидели на бульварной скамеечке до самых поздних сумерек, щедро осыпаемые
Войдя в темную пустую квартиру, она медленно прошлась по всем комнатам и автоматически включила, где только можно, свет, будто боясь оставить в темноте и потерять таким образом новое свое настроение. А в спальне взгляд ее почему-то сразу наткнулся на красивый флакон духов, подаренный ей на прошлый день рождения Жанночкой. Вернее, там было полфлакона. А что – Жанночка ей так полфлакона и подарила. Протянула с милой улыбкой и сказала: «На, Аська. Это обалденные духи, японские. Тебе никогда такие не купить, они безумно, просто безумно дорогие! А мне они успели надоесть, пока я половину использовала…» Ася ее благодарила тогда просто очень, ну прямо-таки истерически-восторженно…
Не помня себя и не соображая, что творит, Ася вдруг одним прыжком подскочила к туалетному столику, схватила изящный, безумно дорогой флакон и что было силы шарахнула им об стену, едва успев увернуться от полетевших в нее рикошетом мелких и острых осколков. И сама испугалась своего порыва. Стояла, замерев, широко открыв глаза и стиснув зубы, пока не задохнулась от вязкого и пряного, довольно-таки тяжелого, заполнившего всю комнату запаха. Потом подошла к окну, распахнула его настежь, включила стоящий в углу вентилятор и пошла за пылесосом – надо было убрать разлетевшиеся по всем углам осколки…
10
И всю ночь потом она спала как убитая. Даже снов никаких не видела. И все воскресное утро проспала, до обеда почти, пока не разбудил ее настойчивый телефонный звонок. Торопливо-требовательный Жанночкин голос, раздавшийся в трубке, сразу сбил с толку и даже вызвал чувство стыда от вчерашнего ее странного поступка – в комнате все еще оставался горько-пряный, не выветриваемый никаким сквозняком запах дорогих духов.
– Аська, ты мне срочно, срочно нужна! Давай собирайся и дуй к нам на дачу! С детьми посидишь, пока мы с Леной по магазинам прошвырнемся! Как раз на двенадцатичасовую электричку успеваешь! Давай-давай, бегом! Жду!
Короткие Жанночкины слова-приказы словно отпечатывались четкими штампами у Аси в голове, и она кивала им в ответ головой быстро-быстро, ничего не успевая сообразить и вставить хотя бы одну маленькую реплику. Потом поймала себя на том, что в трубке давно уже идут короткие гудки отбоя, а она все, как китайский болванчик, кивает и кивает головой…
Посмотрев на часы, она в ужасе всплеснула руками и завертелась волчком по комнате, быстро напяливая на себя одежду. И только глубоко в голове нервно дрожала, не давала покоя маленькая, как хрупкий белесый росточек, слабая мысль: чего это она так засуетилась-перепугалась… Она даже на мгновение увидела себя со стороны: носится по квартире не женщина, а получивший четкий приказ солдат-новобранец, а ее, Аси Макаровой, будто опять не существует вовсе. Она даже тряхнула головой, чтобы мысль эту отогнать побыстрее. Некогда было сейчас в чувствах своих разбираться – на электричку бы не опоздать…
Стоя в переполненной воскресной электричке плечом к плечу с рванувшими на природу горожанами, она с удовольствием подумала о том, как славно сейчас прогуляется от станции до Жанночкиной дачи, побродит по осеннему желто-красному лесу, пошуршит листьями под ногами, подышит чистым, успокаивающе-целебным воздухом. Ася вообще любила осень. Она всегда представлялась ей некой увядающей женщиной-красавицей, очень умной и доброй, и щедрой, и мудрой необыкновенно. А зима – злой седой старухой. А весна с летом – глупыми амбициозными девчонками, требующими всеобщего восторженного поклонения своей незрелой еще красоте.
Да уж. Вот так вот. Прямо хоть стихи пиши, как Пашка…
А проклюнувшаяся давеча в голове мысль все не давала ей покоя. Росла сама по себе, из крохотного росточка-зародыша быстро превращаясь в тонкий нахальный стебелек, и портила романтическое настроение, и насмешливо нашептывала, будто издеваясь: «Давай, Ася, давай… Ты еще бегом от станции помчись… Там же тебя твоя Жанночка ждет не дождется и гневаться будет за твое опоздание…»
Сойдя с электрички, Ася, будто наперекор этим нашептываниям, отправилась на дачу самой дальней дорогой, извилисто огибающей живописные пригорки, потом мимо реки, потом по широкой тропе березняка, сплошь засыпанной желтыми трогательно-маленькими листьями. Белые тонкие стволы берез вызывали острую к ним жалость, хотелось подойти и ласково провести рукой по махристым, отделившимся от стволов тончайшим нежным пленочкам, пригладить-причесать их ласково. Сойдя с тропы, Ася прошла на давно уже полюбившуюся ей поляну, встала в самый центр, покружилась и остановилась, и улыбнулась навстречу грустному кружению берез, которые и сегодня приняли участие в этом их общем белом танце. Правда, не таким уж он и белым был сейчас, скорее желтым. Это весной танец бывает белым. Ася на этой поляне всегда вот так кружилась-танцевала вместе со знакомыми березами, вот так дружила с ними все эти годы, что ездила к друзьям Соколовым, Жанночке и Левушке, на их дачу. Они даже потешались над ней по этому поводу и усмехались снисходительно этим ее странным романтическим причудам – с березками она танцует, видишь ли… Прямо как дитя малое, слабое и неразумное – не проследи за ней, и улетит куда-нибудь в порыве своем. А муж, Павлик, ее всегда понимал. Он и сам любил прогуляться с Асей по лесу, не нравилось ему долго сидеть за высоким бетонным забором дачи. А однажды предложил Левушке раскрасить-разрисовать нудно-серый дачный забор и даже варианты своих творческих фантазий на эту тему начал ему излагать, да только Левушка остановил его пыл, пояснив, что он человек серьезный и себя сильно уважающий и вообще – непростое положение бизнесмена его ко многому в этой жизни теперь обязывает, и подобной глупости он себе позволить никак не может. Ася помнит, как Павлик усмехнулся тогда понимающе и промолчал…
– Господи, Аська, тебя только за смертью посылать! – набросилась на нее недовольная Жанночка, как только она показалась в воротах. – Опять никак с деревьями разговаривала, романтичная ты наша? Ты не поняла сразу, что ли? Надо было два раза повторить, да?! Я же тебе сказала – давай бегом! Чего тут такого непонятного-то?
– А я не хочу бегом, Жанна. Мне пройтись хотелось, – слишком спокойно, слишком на одной ноте, но с тихой яростью ответила Ася и сама удивилась, что в ее голосе не прозвучали сейчас торопливые и неприкаянные, привычные уже в общении с Жанночкой извиняющиеся интонации.
Удивилась этому и Жанночка. Она долго и внимательно смотрела на Асю в упор, будто видела впервые. И даже моргала при этом растерянно. И ничего больше ей не сказала. Повернувшись резко к Лене, вышедшей вместе с ней встречать Асю, решительно и чуть раздраженно произнесла:
– Так, Лена. Поездка по магазинам на сегодня отменяется. Завтра съездим, детей можно и с собой взять. Надо им няню хорошую подыскать. Беби-ситтера. Сейчас большое количество фирм такие услуги предоставляет, я знаю. Я завтра же займусь этим вопросом…