Витольд [алко-роман]
Шрифт:
Роскошный натюрморт утончённых эстетов выглядел обычно так: ломаный ржаной хлеб с хрустящей горбушкой. Килька в бумажном кульке, по тридцать копеек за килограмм. Маленькие, узкие солёные рыбки, блестящие рассолом из дубовой бочки. Плавленый сыр «Волна» светил белизной сквозь рваные раны серой фольги. Тушёнка в виртуозно открытой трением об асфальт консервной банке. Волокнистые бордовые ломти настоящего мяса. Всё это лежало, оттеняя апофеоз картины – стоящие в травяной тени портвейн или водку. Одноразовых пластиковых стаканов в ту пору ещё не изобрели. Но возле гастрономов стояли автоматы с газированной водой. Откуда стеклянные гранёные стаканы и утаскивали потихоньку любители напитков покрепче.
Обычно такие пикники продолжались недолго. До появления случайно проходящего мимо милицейского патруля, физической силой и властью нарушавшего красоту и светотень пленэра. Иной раз жёлтый УАЗ с синей полосой и мигалкой появлялся по звонку недовольных чужим счастьем граждан. Но чаще всего экипаж спешно приезжал, чтобы разнять пьяную драку. В которую перерастал благородный симпозиум зрелых мужчин под щебет весенних птиц.
Суровые милиционеры в синих мундирах плотно паковали нетрезвые, обмякшие тела, изрыгающие обрывки застольных песен и матерные ругательства. Доставляли до ближайшего вытрезвителя. Там советская власть гостеприимно принимала своих заблудших сынов, беря в ежовые рукавицы. Холодный душ, ночь под казённым одеялом. Фотографирование поутру. Пятнадцать рублей штрафа. Письмо на работу о попадании в заведение. Как достижение – фото вывешивалось на доске рядом с уличным газетным стендом под заглавием «Они позорят наш район». Страна должна знать своих героев в лицо и пофамильно.
Многих всё это вовсе не страшило и становилось вполне регулярными этапами алкогольной карьеры. Неизбежными Сциллами и Харибдами среди бушующих вино-водочных волн.
Для таких «непокорённых» в семидесятых годах открылись ЛТП – «лечебно-трудовые профилактории». Нечто среднее между колонией и заводом. Администрация ЛТП считала лучшим лечением – работу за еду и небольшую зарплату в охраняемых помещениях. Туда отправляли по приговору судьи, который мог легко вкатать два года пребывания в столь необычном заведении. Так случалось чаще всего после множества приводов в милицию, ночёвок в вытрезвителе, бесконечных жалоб соседей и родственников.
В основном попадали в ЛТП те, у кого по пьянке «крыша съезжала» и невозможно было разбушевавшихся остановить. Трезвый – аки ангел, а выпьет, топор в руки и готов любого порешить. Война закончилась сравнительно недавно. Множество ветеранов с контузиями и посттравматическим синдромом. Пристрастившиеся ещё мальчишками заливать страх «фронтовыми» ста граммами.
Высоцкий. Владимир Семёнович. Вот уж кто-кто, а он своим творчеством мотивировал советских граждан бесстрашно и самозабвенно налегать на стакан. Люди считали его своим в доску. Рубахой-парнем. Отчаянным и резким. Ветераны войны, работяги, инженеры и уголовники.
Рокот низкого тембра с налеганием на длинное «р-р-р». Его голос был самым узнаваемым в позднем СССР. Ежедневно звучащий с тысячи магнитных лент.
Бешеная популярность и всенародная любовь, питаемая разнообразными слухами. Но лишь один из слухов был общеизвестен и абсолютно достоверен. Высоцкий сильно пил. Много. Запоями. Вместе с творчеством это составляло предмет гордости его поклонников.
Трагизм и надрыв песен Высоцкого так и манили стать ближе к недосягаемому поэту и кумиру – причаститься стаканом водки. Рюмок и прочей малой тары этот надрыв не предполагал.
Снятый в 2011 году фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» пытается изложить историю, густо замешанную на наркотиках и прочей жути. Присоединяться к поклонникам этой версии нет ни малейшего желания. Пусть легенда останется легендой. Алкогольной. Оттого – трагической и печальной.
Можно часто и ловко ходить по самому краю. Щекоча себе нервы, приводя в визгливый восторг окружающих. Но когда-нибудь ты сорвёшься и полетишь вниз. Камнем. С огромной скоростью. Бесполезно пытаясь остановиться в полёте. И упадёшь. Люди расступятся, чтобы посмотреть на куски, что от тебя остались. Немного поговорят. Кто-то из наблюдательных умников непременно сообщит, что совершенно не удивлён таким трагическим финалом. Холодно скажет со знанием дела: «Он же ко всему прочему и пил. Так что знал, чем всё это может закончиться».
Вскоре любопытствующие граждане равнодушно отправятся по своим делам. Сорваться вниз при хождении по краю – лишь вопрос времени.
Пролог уже слишком затянулся. Настало время представить главного героя. Хотя бы придумать ему имя. Не суть важно, каким оно будет. Можете смело поставить своё собственное. Не хочется? Мне своё тоже – не хочется. Использовать распространённый экземплификант «Вася Пупкин» считаю несерьёзным и неуместным. Имена тех, кого я знаю лично, друзей и знакомых, вполне подходят герою романа, однако иди потом оправдывайся, что «все совпадения случайны».
Поэтому выберу имя наугад. К примеру – Витольд. Нет, ну а что? Мне нравится. Ни одного Витольда в реальной жизни я не знаю. Звучит нормально. Что оно означает? Нет времени гуглить.
Итак, разрешите представить – Витольд! Переходим в наше время!
Глава первая
Самое трудное утром – решиться открыть глаза. Первая промелькнувшая мысль: «Проснулся…»
Вторая: «Телефон???!!! На месте!!!»
Третья: «Живой!»
Чтобы оценить, здоровый или нет, – надо открывать глаза и начать ворочаться. Вспомнить всё в деталях сразу не удастся. Привычная для такого утра ретроградная амнезия. Ну да ладно. Вспомнится, хотя и частями, попозже. Или напомнят те, с кем пил вчера. Позвонят. Иногда после таких звонков много неожиданно нового о себе узнаёшь. Телефон молчал. Пропущенных звонков не было. И это уже хорошо.
Глаза сфокусировались на белом пятне, принявшем очертание знакомых домашних обоев. Уже лучше. «Здоровый и целый», – ещё радостнее подумалось Витольду, поскольку он уже успел незаметно пошевелить руками и ногами, дёрнуть кожей лица, пару раз моргнуть и скорчить что-то вроде улыбки. «Все бортовые и навигационные системы функционируют нормально», – вспомнилось что-то там из новостей космонавтики.
Сейчас самое главное встать. Прокричать самому себе: «Как бодрость духа?!»
Затем: «Поднимите мне веки!!!»
После этого: «Подъём, с-с-сука!!!»
Что Витольд немедленно и сделал. Собрал силы и волю в кулак и попытался вскочить, говоря книжным языком, «как сжатая пружина». На самом деле с трудом согнулся на кровати пополам. Вытянул ноги, таращась по сторонам.
Про внутренности: печень, желудок, почки и прочий «ливер» – думать совершенно не хотелось. Знакомый врач говорил, что печень даже при циррозе совершенно не болит. Как ни странно – это успокаивало.
Болит голова или нет, станет понятно, если начать двигаться. А сделать это всё равно придётся. Хотя бы чтобы отлить и выпить воды из-под крана.