Витражи смерти
Шрифт:
– Ты от природы платиновая блондинка, а теперь выглядишь, как та девица из фильма ужасов! – всплеснула руками Аглая.
– Да прекрати, ты сама разве никогда не хотела сменить образ?
Аглая вздохнула:
– В моем случае это бы означало потерю работы. Ладно, ну что с тобой делать. Голодная?
– Нет, мне в школу пора.
– Морта… Сейчас каникулы, а я не склерозница, – придав голосу строгость, сказала Аглая. – И, кстати, вот твои витамины.
Она достала из кармана передника пакетик и протянула мне, не поднимая глаз. Высыпав на ладонь несколько продолговатых таблеток, я закинула их в рот. Аглая щелкнула пальцами. Невысокий поваренок тут же протянул стакан
– Пойду почитаю в саду… – угрюмо проворчала я.
Я не помнила своего раннего детства. Мне рассказали лишь, что мать оставила меня из-за сильного стресса, когда погиб мой отец. Других родственников не было, и я жила у старшего брата деда, состоятельного и делового человека, которому, судя по его начитанности, было не меньше тысячи лет, а сколько по документам – неизвестно. Каждый день этой жизни был наполнен непрестанным контролем. Я любила читать и долго смотреть на звездное небо, умела плавать и ездить на лошади. Я росла замкнутым неконфликтным ребенком, приученным к распорядку дня и вежливому обращению с незнакомцами. Да и конфликтовать было не с кем, ведь со мной занимались спокойные и терпеливые учителя, обучающие иностранным языкам и математике. Раз в неделю я сдавала контрольные в старой школе, к которой была приписана. Меня привозили, провожали до дверей класса и увозили домой на частном авто. Одноклассники относились ко мне нейтрально – не дразнили, но и не стремились дружить. Иногда дядя приглашал меня в библиотеку – якобы для беседы, но мы не разговаривали: я просто молча сидела в кресле, а он писал что-то крупным размашистым почерком в своем блокноте. Этот человек, скорее, отталкивал, чем становился ближе.
В этом году мне исполнялось четырнадцать. Мы переехали в другой дом и вскоре мне предстояло выйти из режима домашнего обучения и уже постоянно посещать школу. Перемены меня не пугали: я всегда чувствовала себя спокойно и уверенно, словно эмоции были спрятаны где-то на дальнем острове, в закрытом сундуке за семью печатями.
На следующее утро я поднялась с первыми лучами солнца. Школьная форма, заботливо выглаженная Аглаей, висела на дверце шкафа. Я подошла к окну и увидела, как водитель быстрым шагом направляется к вилле. Это было необычно: здесь все, даже садовники, двигались с нарочитым достоинством, какой-то дворянской медлительностью. Даже когда загорелась мастерская, ее тушили без суеты и криков, как в немом кино.
Что-то явно произошло. Я собиралась выйти во двор, как вдруг меня окликнула Ольга, жена дяди – чрезмерно полная женщина с маленькой головой, большими губами и абсолютно бесцветными глазами. Ее высокий лоб то и дело морщился, когда она поднимала брови. Светлые густые волосы всегда были убраны в низкий тяжелый узел. У Ольги с дядей был сын, который жил за границей, и я не знала о нем ничего, кроме того, что это весьма одаренный юноша.
– Морта, у машины пробито колесо, ты пока иди позавтракай, – Ольга кивнула в сторону дымящейся овсянки и сэндвича с лососем и авокадо.
– В гараже ведь с десяток автомобилей, – ответила я, усаживаясь за стол.
– Тут такое дело, ты только не волнуйся, – торопливо добавила она. – Колесо пробито не только у этой машины.
– Чтоооо? – на секунду я будто почувствовала вкус к жизни.
– Не любопытствуй чрезмерно, но да, ночью кто-то прокрался в усадьбу и повредил все колеса. Твой дядя даже выругался страшным словом!
– Каким? – спросила я шепотом, но Ольга, приняв неприступный вид, демонстративно отвернулась.
– Таким, которое не предназначено для уха милой девочки! – раздался дядин голос.
– Мы можем вызвать такси, – миролюбиво предложила Ольга.
– Это неприемлемо, – возразил дядя.
– Далеко идти? – встряла в разговор я.
– Нет, километров пять, – сказала Ольга.
– А там есть где привязать лошадь? – я уже дожевывала сэндвич.
Дядя и Ольга переглянулись. Пауза затянулась.
– Я право… я…Грегори! Это невыносимо! – Ольга закрыла лицо руками.
В комнату вошла Аглая и привычным жестом протянула мне пакетик с витаминами.
– Не надо, – спокойно сказал дядя.
Аглая ошеломленно подняла на него глаза. Это был самый странный день в моей жизни.
– Лошадь, значит. Так тому и быть, – решил дядя. – Но ты поедешь не одна. Аглая, помоги ей переодеться, – скомандовал он горничной и пояснил: – Морта, переоденешься в школьную форму уже там. Теперь иди, а то опоздаешь.
Дядя сел за стол и отпив глоток кофе, развернул газету, давая понять, что обсуждать больше нечего.
Аглая, бледная как смерть, тихо вышла из гостиной, кивком приглашая меня последовать за ней. Я чувствовала необычное возбуждение, как будто череду тусклых дней вдруг прервал яркий праздник. Сердце учащенно билось, а мышцы подрагивали, словно это я сама скаковая лошадь и сейчас мне предстоит забег. Я быстро переоделась, схватила рюкзак с тетрадями и школьной формой и выскочила из комнаты.
Аглая тихо подошла к окну, глядя, как из конюшни выводят трех великолепных жеребцов.
– В пророчестве сказано, что ты выберешь ночь… – как бы сама себе сказала она. На стекле начали появляться причудливые завитки: спящий, спрятанный от внешнего мира витраж очнулся ото сна, явив новый сюжет – лошадь и юную всадницу, идущую рядом с животным.
В это время я здоровалась с конюхом. Он был глух от рождения, но умел читать по губам. Высокий широкоплечий мужчина работал в усадьбе задолго до моего появления. Он учил меня верховой езде, изредка угощал кислыми лесными ягодами.
Передо мной стояли три скакуна: черный вороной, рыжий в яблоках и еще один необычной масти – весь как будто серебряный.
– А где Лада? – оглянулась я, не заметив нигде пожилой кобылы, на которой обычно ездила.
– Путь неблизкий, нужна сильная лошадь, – позади послышался голос дядиного охранника. – Выбери, какая тебе нравится. На остальных двух поедут сопровождающие.
Я задумалась. Все трое были красавцами, каждого хотелось погладить. Но как только я дотронулась до черного коня и закрыла глаза, ощутила сильный толчок в ладонь – словно ребенок из утробы дал пинок своей матери. Я отдернула руку. Конь, нервно перебирая копытами, тихо заржал. Это точно было мое животное.
– Поеду на нем, – объявила я.
– Норовистый, – засомневался охранник.
– Мы подружимся, – я ничего не хотела слушать. – Как его зовут?
– Август.
– Как императора, что ли?
– Нам это неизвестно, – ответил охранник.
Конюх отвернулся, чтобы спрятать улыбку. Я запрыгнула в седло и скомандовала:
– Погнали! – и, немного подумав, добавила. – Только я дороги не знаю!
Охранники молча первыми выехали за ворота усадьбы.
Всю дорогу меня захлестывали новые ощущения: запахи, звуки усилились в несколько раз, словно растаял защитный кокон. «Что со мной?» – то и дело думала я. На ум пришли лишь слова Киплинга о весеннем гоне – кажется, Маугли испытывал нечто подобное.