Витрина (сборник)
Шрифт:
Они говорили обо всем. Такой открытости Дарио не ожидал ни от себя, ни, тем более от неё, первый раз встретившейся с незнакомцем.
– У меня такое чувство, что мы давно знакомы, – вдруг сказала Кацуми, – я так не говорю даже со своим женихом!
– А у Вас есть жених? Кто он? – Дарио не смог скрыть своего огорчения.
– Он художник. Выполняет заказы для нашей фирмы по оформлению витрин в магазинах по всему миру. Он всегда рисует меня. Говорит, что прохожие любуются мной и покупают товары. А моя подруга, она преподает живопись в Токийской
– А Вы его любите? – серьезно спросил Дарио и напряженно ждал ответа.
Кацуми смотрела в окно, потом взглянула ему в лицо и сказала:
– Теперь не знаю. Что-то изменилось, как будто моя душа улетела, и я не могу на него смотреть. Я поэтому и согласилась на поездку в Москву, чтобы во всем разобраться. И мне здесь так хорошо! – неожиданно закончила она.
Они молча глядели друг на друга. Молчание прервал официант: – Мы закрываемся.
Дарио рассчитался. Они, взявшись за руки, вышли. Вечерняя Покровка встретила их огнями фонарей.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Дарио.
– Да, – ответила Кацуми.
Они обнялись и пошли в сторону Лялиного переулка.
Планета Чени
Внук
Бабушка сидела на самом солнцепеке и сучила шерсть. Редкий порыв ветра иногда уносил кусочек шерсти, и тогда она просила: «Омарушка, ягненочек мой, догони!» И Омар бежал и бежал за белым клочком, пока тот не зацепится за редкую колючку, ОН возвращался вприпрыжку, оседлав палку, покрикивая: «Чо! Чо!»
Но чаще всего бабушка сидела, перебирая четки, беззвучно шевеля губами.
– Что ты шепчешь, бабушка? – спрашивал Омар.
– Я благодарю Аллаха, который дал жизнь моему отцу и моей матери, мне и моему сыну, и сыну моего сына – не переставая перебирать четки, отвечала бабушка.
– А мне? – обиженно спрашивал Омар.
– Глупенький, ты и есть сын моего сына. А ещё я прошу Аллаха, чтобы он дал жизнь твоему сыну.
– А ты не можешь попросить его, чтобы он дал мне жеребёнка? – не отступал Омар.
– О таких мелочах Аллаха не просят, – терпеливо объясняла бабушка, – иди, иди, играй, пока солнце не село!
Любимой игрой его было дожидаться, когда ветер, поднимая клубы пыли, несся, как огромное веретено, по степи. Омар ловил миг и, стараясь попасть в центр смерча, бежал, угадывая направление ветра.
Бабушка кричала: «Постой! Постой! Шайтан унесет тебя на небо!»…
Видение было таким ярким, что Омар приподнялся. Ветра не было, горизонт был чист. Огромная чаша небосклона опрокинулась над ним. Куда ни глянь – везде бескрайни пески, упирающиеся в неровную черту горизонта.
Омар шел уже вторые сутки. Колодца не было. Неужели все так изменилось за эти годы?! Он уехал отсюда давно
Чем он мог оправдаться? Тем, что работал, не выходя из мастерской по несколько дней?
С полотен смотрела пустыня, ее бесконечные изменения вставали из неведомых ему самому глубин.
Когда умирала бабушка, он не работал. Они уехали с Гульнар на побережье, переезжали из города в город. Телеграмма его не нашла.
Прошло время. Боль утраты последнего близкого человека, любившего его с мгновений, когда он пришел в этот мир, не утихла.
После свадьбы Гульнар посоветовала ему съездить в родные места.
Омар приехал утром. Никто его не встречал, никто не ждал. Весь день он просидел в гостинице и только вечером вышел на улицу.
Он увидел редкие деревья, пустынные улицы с низкими домиками, решил дойти до старого колодца, куда они часто ходили с бабушкой.
Он не узнавал места своего детства. Стемнело. Не скоро он понял, что сбился с пути.
– Что ж, переночую, – подумал он, – завтра вернусь.
Он разжег костер. Сидел долго, слушая пески.
Проснулся только с рассветом. Хотелось полежать, но надо было найти колодец.
Весь день он шел. Однажды, присев у саксаула, Омар долго смотрел в пески. Ему показалось, что впервые видит их такими невозмутимо-равнодушными. Он чувствовал их враждебность. Мелькнула мысль: «Они не отпустят. Я их пленник!»
Омар пошел, стараясь идти как можно быстрее. Оглянулся. Ствол саксаула расщеплялся в разные стороны. «Как указатель, – усмехнулся Омар, – вот только бы знать – куда!» Он выбрал направление, ориентируясь по большой ветке, и пошел влево.
Шел долго. Наконец, обессиленный, свалился на склоне бархана и лежал, не в силах подняться. «Я так и останусь здесь!» Эта мысль придала ему силы: «Почему же лицом в песок?!» Он перевернулся на спину, В высоте горело и плясало солнце. Омар прикрыл глаза рукой и облегчение приняло его сознание…
Потом сознание рассыпалось на тысячи искрящихся иголочек. Он кружились, переливались, складывались в звуки. Звуки тянулись, свертывались и, наконец, сложились в звонкий мальчишеский голос: «Дедушка! Дедушка! Я нашел тебя!»
Омар не убрал руку, не открыл глаза, он только подумал: «Перед смертью у меня будет бред».
Голос не исчезал, он приближался: «Дедушка! Не умирай, я же нашел тебя!» Потом совсем близко донесся какой-то шум, шорох, будто кто-то упал и поднялся. Потом снова шум, напоминающий шаги и все смолкло.
Несколько мгновений ничто не нарушало тишину. Омар не выдержал. Он убрал руку и открыл глаза. Над ним склонился мальчик.
Встретив взгляд, мальчик рассмеялся: «Ты ещё не умер!»
Он весь был как майский рассвет, полный радости и веселья, будто он только что вышел из прохладного весеннего леса. Одет он был в легкий зелёный комбинезон, Рука мальчика прикоснулась ко лбу Омара.