Витя Малеев в школе и дома
Шрифт:
– Художником надо выбирать того, кто умеет хорошо рисовать, – сказала Ольга Николаевна. – Давайте сделаем так: пусть каждый принесёт завтра свои рисунки. Вот мы и выберем, кто лучше рисует.
– А у кого нет рисунков? – спросили ребята.
– Ну, нарисуйте сегодня, приготовьте хоть по рисунку. Это ведь нетрудно.
– Конечно, – согласились мы все.
На другой день все принесли рисунки. Кто принёс старые, кто нарисовал новые; у некоторых были целые пачки рисунков, а Грачёв принёс целый альбом. Я тоже принёс несколько картинок.
– Игорь Грачёв лучше всех рисует, – сказала она. – Вот ты и будешь художником.
Игорь улыбался от радости. Ольга Николаевна перевернула страничку и увидела, что там у него нарисован моряк в тельняшке, с трубкой во рту, точь-в-точь такой же, как на стене был. Ольга Николаевна нахмурилась и пристально поглядела на Игоря. Игорь заволновался, покраснел и тут же сказал:
– Это я нарисовал морячка на стенке.
– Ну вот, а когда спрашивали, так ты не признавался! Нехорошо, Игорь, нечестно! Зачем ты это сделал?
– Сам не знаю, Ольга Николаевна! Как-то так, нечаянно. Я не подумал.
– Ну хорошо, что хоть теперь признался. После уроков пойди к директору и попроси прощения.
После уроков Игорь пошёл к директору и стал просить у него прощения. Игорь Александрович сказал:
– Государство уже израсходовало на ремонт школы много денег. Второй раз ремонтировать некому. Иди домой, пообедаешь и придёшь.
После обеда Игорь пришёл в школу, ему дали ведро с краской и кисточку, и он побелил стену так, что морячка не стало видно.
Мы думали, что Ольга Николаевна теперь уже не разрешит ему быть художником, но Ольга Николаевна сказала:
– Лучше быть художником в стенгазете, чем портить стены.
Тогда мы выбрали его в редколлегию художником, и все были рады, и я был рад, только мне-то, если сказать по правде, радоваться не следовало, и я расскажу почему.
По шишкинскому примеру я совсем перестал дома делать задачи и всё норовил списывать их у ребят. Как в пословице говорится: «С кем поведёшься, от того и наберёшься».
«Зачем мне ломать голову над этими задачами? – думал я. – Всё равно я их не понимаю. Лучше я спишу, и дело с концом. И быстрей, и дома никто не сердится, что я не справляюсь с задачами».
Мне всегда удавалось списать задачу у кого-нибудь из ребят, но наш председатель совета отряда, Толя Дёжкин, упрекал меня.
– Ты ведь никогда не научишься делать задачи, если всё время будешь списывать у других! – говорил он.
– А мне и не нужно, – отвечал я. – Я к арифметике неспособный. Авось как-нибудь и без арифметики проживу.
Конечно, списать домашнее задание было легко, а вот когда вызовут в классе, то тут только одна надежда на подсказку. Ещё спасибо, что хоть ребята подсказывали. Только Глеб Скамейкин с тех пор, как сказал, что будет бороться с подсказкой, всё думал и думал и наконец придумал такую вещь: подговорил ребят, которые выпускали стенгазету, нарисовать на меня карикатуру. И вот в один прекрасный день в стенгазете на меня появилась карикатура с длинными ушами, то есть был нарисован я возле доски, вроде я решаю задачу, а уши у меня длинные-предлинные. Это, значит, для того, чтобы лучше слышать, что мне подсказывают. И ещё какие-то стишки противные под этой карикатурой были подписаны:
«Витя наш подсказку любит,Витя в дружбе с ней живёт,Но подсказка Витю губитИ до двойки доведёт».Или что-то вроде этого, не помню точно. В общем, чепуха на постном масле. Я, конечно, страшно рассердился и сразу догадался, что это Игорь Грачёв нарисовал, потому что пока его в стенгазете не было, то и никаких карикатур не было.
Я подошёл к нему и говорю:
– Сними сейчас же эту карикатуру, а то худо будет!
Он говорит:
– Я не имею права снимать. Я ведь только художник. Мне сказали, я и нарисовал, а снимать не моё дело.
– Чьё же это дело?
– Это дело редактора. Он у нас всем распоряжается.
Тогда я говорю Серёже Букатину:
– А, значит, это твоя работа? На себя небось не поместил карикатуры, а на меня поместил!
– Что же ты думаешь, я сам помещаю, на кого хочу? У нас редколлегия. Мы всё вместе решаем. Глеб Скамейкин написал на тебя стихи и сказал, чтоб карикатуру нарисовали, потому что надо с подсказкой бороться. Мы на совете отряда решили, чтобы подсказки не было.
Тогда я бросился к Глебу Скамейкину.
– Снимай, – говорю, – сейчас же, а то из тебя получится бараний рог!
– Как это – бараний рог? – не понял он.
– В бараний рог тебя согну и в порошок изотру!
– Подумаешь! Не очень-то тебя испугались.
– Ну, тогда я сам из газеты карикатуру вырву, если не испугались.
– Вырывать не имеешь права, – говорит Толя Дёжкин. – Ведь это правда. Если б на тебя написали неправду, то и тогда не имеешь права вырывать, а должен написать опровержение.
– А, – говорю, – опровержение? Сейчас будет опровержение.
Все ребята подходили к стенгазете, любовались на карикатуру и смеялись. Но я решил не оставлять этого дела так и сел писать опровержение. Только у меня ничего не вышло, потому что я не знал, как его написать. Тогда я пошёл к нашему пионервожатому Володе, рассказал ему обо всём и стал спрашивать, как написать опровержение.
– Хорошо, я тебя научу, – сказал Володя. – Напиши, что ты исправишься и станешь учиться лучше, так что не нужна будет подсказка. Твою заметку поместят в стенгазете, а я скажу, чтобы карикатуру сняли.