Витязь особого назначения
Шрифт:
Яромир, возбужденный сверх меры обещанием Глеба по восшествии на престол назначить его начальником пушечного приказа, ловил за шиворот всех встречных и поперечных. По десятому, а то и двадцатому разу рассказывал о штурме крепостицы, каждый раз преувеличивая свои заслуги. Уже выходило, что он воевал ее чуть ли не один и уложил всех врагов меткими выстрелами своей пушки. Никифор дремал на передке, давно свыкнувшись с рассказами десятника, как к с гудением надоедливых слепней. Его согбенная спина выражала обиду и нежелание смотреть на княжича Глеба, который сначала пробудил в мужике лучшие чувства, а потом жестоко их обманул. То же примерно чувствовал и Ягайло.
А подумать им стоило крепко. В ходе быстрого, но пристрастного допроса выяснили соратники, что усиление Смоленска и дружба с Ольгердом, знаменитым своими военными доблестями, не на руку ни полякам, ни ордынцам, ни московскому князю с его приспешниками. Вот и решили они тихой сапой собраться и покончить с этой «литовщиной», начав с близкого к ним Смоленска, а там уж, сговорившись с ливонцами, вдарить с двух сторон по оставшемуся без союзников князю.
Но военной силой покончить со Смоленском было сложно, потому решили действовать подло, по-воровски. Недовольных да до денег падких при смоленском дворе, конечно, сыскалось немало. Даже без понуждения, сам собой, возник заговор скинуть Святослава и посадить на престол Юрия, тщеславного, злого, сварливого, но податливого воле старших. Для того им и понадобилось сгубить Глеба, отрока стойкого и княжество свое любящего, да к тому же все равно первого претендента на княжий престол. Вот на тех струнах заговорщики свою музыку и сыграли. Вернее, доиграли почти до конца, но тут в их планы ворвались руководимые Ягайлой полесцы с пушками и камнеметными машинами.
Но витязь не радовался своей победе и предстоящей славе. Теперь ведь надо как-то о том князю рассказывать. Да как? Вроде и доказательства есть, и слово признательное брата Ивана, и Глеб подтвердит, да и остальные не откажутся, да только любит ведь князь Юрия. Всем сердцем отцовским. Вдруг решит, что оговаривают отпрыска его, заслониться пытаются несмышленышем, — и на плаху всех без разбору.
А тот несмышленыш поддакнет. Он ведь хуже гадюки. Сам настаивал на том, чтобы Глеба убить, в то время как остальные не хотели себя кровью княжьей мазать. Предлагали либо в Орду отправить, либо в Польше, либо в Москве за стенами белокаменными подержать. Эх, придумать нужно какую-то штуку хитрую. А то ведь горячку в таком деле пороть — и головы лишиться недолго.
Но на ум ничего не шло. Потому Ягайло не гнал обоз к стольному граду, а даже наоборот, не слушая протестов всех, включая Никифора, заставил сделать большой крюк от главной дороги и завернуть в вотчину Василия Ивановича. Снеди лучшей набрать, вина да меда хмельного в качестве приза за победу. Да погрузить на подводу, чтоб путешествие грустным не было. Да овса коням из челяди вытряс. Да витязей всех с коней ссадил на телеги, чтоб никто вперед не порывался, обгоняя впряженных в повозки томных лошадок.
Но время все-таки пришло. Возница на крытой телеге забрался на крышу и замахал руками куда-то вдаль. Ягайло приподнялся на локте, взглянул, прикрыв глаза ладонью от солнца. Вдали, за колосящимися полями, за соломенными крышами крестьянских домов, за серыми стенами посадов начали вырисовываться колокольни Троицкого монастыря на берегу Днепра и маковки Борисоглебского собора, построенного на месте убиения князей-братьев. Собор Михаила Архангела, Спасский монастырь, храм Иоанна Богослова, церковь Петра и Павла и, наконец, Успенский собор на Соборной горе, заложенный еще Владимиром Мономахом. В нем хранилась одна из главных святынь православной Руси — византийская икона Богоматери Одигитрии. И за всем этим великолепием приземистые башни кремля.
Почуяв скорый отдых и корм, лошади прибавили ходу, люди взбодрились, над колонной понеслись шутки и смешки. Кто-то из дружинников запел сдержанным, но сильным голосом. Ягайло лишь нахмурился еще больше.
На товарищей — он оглядел спутников — уповать в таком хитром деле нельзя. Не того они поля ягоды, даже Глеб. У самого в голове было пусто и звонко, а под языком противный вкус приближающейся беды. Оставалась, правда, еще надежда, что князь все еще под Можайском вместе со всем своим войском, и это даст ему пару дней на раздумья. Никифор присмотрелся к дороге и словно в ответ на невысказанные мысли витязя заметил:
— Войско недавно шло, похоже.
— Похоже, что шло, только войско ли? — спросил мужика Яромир.
— Конечно, войско, гляди, эвон следы подков-то какие. Не пахотные то кони, боевые. Да и поверху следы от сапог ополченцев, а не лаптей мужицких. Понял, следопыт?
— Ты это, мужик, не забывайся. Я десятник, однако ж.
— Был бы хороший десятник, тебя б на сечу взяли, а не отправили б дальние рубежи охранять в другой стороне от войны, — сварливо ответил Никифор.
— Да ты… Да я… — Яромир не нашелся, что возразить, покраснел, спрыгнул с телеги и пошел сзади, стараясь не глядеть на оставшихся.
— Зря ты его так, Никишка, — вполголоса проговорил Ягайло.
— А чего он?! Десятник, видишь ли? А я, мол, простой мужик, потому и молчи в тряпочку?
— Да ладно, что ты, право, раскипятился так? — оборвал его Ягайло. — Слушай, а куда дружина пойти-то могла?
— Так под Можайск, знамо дело.
— В другой стороне Можайск, — вставил болотный воевода.
— В другой, да. Но с дорогами тут не очень, ежели дождик пройдет, там никак не проехать, крюка надо давать, — солидно ответил Никифор. — А дождь был на днях, нутром чую.
— Так свежие то следы, дня полтора, много два, как оставлены, — пробормотал Ягайло. — После дождя уже. Значит, войско вернулось да снова куда-то отправилось. И куда?
— Куда б ни пошло, кому-то вернуться пришлось. — Никифор ткнул пальцем в следы. — Тут вот, вишь, подковы отпечатались. Внахлест. Только всадники ехали. Да посмотри, как землю вспахали глубоко. Дородные, значит, или в доспехе тяжелом.
— Скоро и узнаем уже, — пробормотал Глеб, глядя на приближающиеся стены и башни кремля.
Обоз миновал засеки, [37] посады, прошел сквозь ворота в невысокой городской стене. Стражники не препятствовали, издали узнавая повозки Василия Ивановича, ближайшего княжьего родственника. Миновав узкие городские улицы, под любопытными взглядами горожан подъехали они к кремлю. Солнце будто и не касалось его белоснежных стен. Окованные бронзой ворота наглухо закрыты, как в осаде. Стражники на зубчатых башнях замерли каменными бабами степными. И только вороны черной ордой реяли над маковкой одноглавой, на византийский манер, колокольни. Точь-в-точь как прошлый раз…
37
Засека, — заграждение, устраиваемое из деревьев диаметром 15 см и более, поваленных крест-накрест вершинами в сторону противника.