Витязь
Шрифт:
Савинов злился, но на самом деле ему было страшно. Он привык с детства, что тело слушается его беспрекословно. Каким бы видом спорта он ни занимался – все у него получалось, и он везде был одним из лучших. Отличная координация и глазомер позволяли ему в тире стрелять с обеих рук «по-македонски» и выбивать нередко пятьдесят из пятидесяти. Он прекрасно ездил верхом, бегал, метал гранату и диск. На вечерах в Доме Офицеров от девушек не было отбоя – Савинов танцевал отменно, хотя никогда не учился этому специально. Именно то, что он всегда прекрасно управлял своим телом, позволило Сашке стать классным пилотом-истребителем и выжить в первые полтора года войны, записав на свой счет два с половиной десятка воздушных побед, не считая неподтвержденных и групповых. И вот теперь этот безотказный, как хронометр, отлаженный механизм вдруг забастовал и вышел из-под контроля. Выяснилось, что тело живет какой-то своей,
Рядом кто-то присел, и Савинов обернулся, думая увидеть Храбра, но это оказался Хаген.
– Будь здоров, Александер! Что-то ты не весел… Тяготит что?
– А то! – Сашке показалось, что в русой, коротко подстриженной бороде скандинава затаилась улыбка. Савинов не был уверен – стоит ли делиться с Хагеном своими переживаниями. Но ему нужно было кому-то все рассказать. Храбру – нет смысла. Он, похоже, не видит в этой ситуации ничего ужасного. А Хаген… Он человек чести и наверняка до сих пор чувствует себя ему, Сашке, обязанным. Может, хоть выслушает…
– Сам посуди – приятно ли узнать, что ты сродни нелюди. В бою – беснуешься, грызешь, брызгая слюной, край щита и рубишь кого попало?.. В моем мире за такое безумное буйство – под замок сажают…
Хаген оперся локтем о край борта и задумчиво смотрел в прозрачную речную воду, где, лениво шевеля плавниками, стояли в течении крупные рыбины. Его улыбка стала заметней, но Савинов понял, что викинг и не думает над ним смеяться.
– Так вот о чем твоя печаль… К слову сказать – край щита ты не грыз. Он до этого разлетелся в щепки. А что рубился страшно, себя не помня… Я, Александер, знаю многих, которые отдали бы все за такой дар. Таких знаю, что к колдунам ходят, грибы жуют да настои пьют ядовитые, чтоб в бою зверьми перекидываться… А у тебя – дар природный. Великая редкость! Вспомни же, каков ты был – неуязвим железом, быстр и всесокрушающ! Вспомни, как ничто вокруг не ускользало от твоего взора, как никому не удавалось застать тебя врасплох! Или забыл?
«Насчет неуязвимости он прав», – подумал Сашка. Он помнил, как закатал поутру штанину, ожидая увидеть на бедре глубокий порез, а вместо этого обнаружил тонкую, едва заметную белую полоску. Рана закрылась сама – совсем! И даже при нажатии не было никаких следов боли…
– И все равно – это не дело! – угрюмо сказал он. – Плохо, когда человек сам себе не хозяин!
– Не дело! – согласился Хаген. – Бывает, берсерк, в припадке безумия, убивает своих близких. Тогда люди стараются изгнать его или убить и объявляют вне закона. И еще их почти никогда не избирают хевдингами и конунгами, если только они не таковы по рождению. Однако не все так уж плохо…
– Почему?
– Опасно быть берсерком, когда ты не владеешь собой. Но можно научиться вести сей дар, направлять его.
– Это как? Ведь в нем, в этом безумии, ничего не соображаешь!
Хаген взял его за плечо:
– Смотри!
Мимо проплывала скала, напоминающая крепостную башню. На ее несокрушимом, потертом временем боку у самой вершины виднелся рисунок.
– Что видишь?
– Дерево… Какая-то птица наверху, рядом олень, а под корнями – змея… И что?
– Боги дают знак! Наши древние предки нанесли этот рисунок на камень. Изображает он мировое древо – ясень Иггдрасиль. Ясень этот своими корнями держит наш мир, а ветвями подпирает небо. Птица в ветвях – орел Одина…
– По-моему, больше похоже на лебедя…
– Старые скальды говорят и о лебеде – это не суть… Священный олень подъедает листву ясеня, а змей грызет его корни, но все тут же отрастает вновь. Так и дух человека должен возрождаться раз за разом… Сначала тебе нужно научиться входить в боевое безумие не страшась и наблюдать за собой А как научишься видеть, понимать, – тогда не оно тобой, а ты им править станешь. Сам будешь призывать его, когда нужно. Пусть твой ум будет холодным и трезвым, даже когда тело станет метаться и выть. С каждым разом все больше ты сможешь направлять свою ярость, и так до тех пор, пока полностью не овладеешь ей… Берсерк или ульфхеднар по-своему уязвим. Бесстрашный и умелый воин всегда сможет победить оборотня, если, конечно, трезв и расчетлив. Как только ты сумеешь соединить эти два начала – станешь непобедим, и лишь другой, более великий воин будет опасен тебе… И когда
– Откуда ты все это знаешь, Хаген?
Молодой вождь снова улыбнулся:
– Я был ульфхеднаром, пока Диармайд не вылечил меня. Он убил моего дядьку – Эйнара Дикого Кабана и, раненый, победил меня в единоборстве. Совсем юный, я тогда и считал, что волчий лик – означает покровительство богов. Диармайд показал мне, что это не так. Он учил меня, и теперь я считаю его своим вторым отцом. И больше не теряю в бою головы…
– Но князь победил тебя…
– Ты, верно, не знаешь, в чей хирд тебя занесла судьба. Ольбард Синеус – не простой воин, он даже не берсерк! Его отец был великим воителем, но погиб в битве, когда Ольбард был еще мал. Его воспитателем стал Вольх сын Всеслава. [73] Тот умел оборачиваться многими зверями, был мудр и провидел грядущее. Его дружины не знали поражений. Потом княжича воспитывал побратим Вольха – Ререх. Он тоже был ведуном и владел чудесными силами. От них Ольбард получил такие знания о временах прошлых и грядущих, что даже ты – сын Скульд [74] не можешь себе представить всей их глубины. Если бы он захотел владеть всею землей Гардарики – то, скорее всего, получил бы ее. Его дядька – Вещий Хельги [75] легко сделал это. Миклагард в ужасе склонился пред его ратью. Но знание это опасно для тех, кто хочет добыть славы только себе… Хельги сделал эту ошибку и погиб, но, умирая, завещал Ольбарду быть хранителем древнего знания и передать его своим потомкам. Поэтому князь не ищет власти себе, но поддержит того, кто станет устраивать вашу землю. Киевский Князь Ингвар рассорился с ним, не стал слушать добрых советов, как не слушал затем советов Асмунда, Свенельда и Скарпи, зато слушал людей жадных и нечестных – и вот убит Малфредом Сильным… Все гордость – трудно прислушаться к мудрости того, кто младше тебя летами. Зато легко послушать тех, кто говорит лишь то, что ты хочешь слышать…
73
Вольга Всеславьевич – герой былин.
74
Скульд – будущее. В скандинавских мифах есть три богини судьбы, аналогичные древнегреческим мойрам, или римским паркам. Их имена: Урхр – прошлое, Вертаанди – настоящее и Скульд – будущее. То есть Хаген назвал его сыном Будущего.
75
Вещий Олег.
– И ты все это знал, когда выходил против него с мечом?!
Хаген усмехнулся. По его лицу пробежала тень странного выражения.
– Я тогда шел умирать, хотя и не признавался в этом даже самому себе. Лишь потом, когда раненым лежал в темноте, – я понял это… Нет чести выше той, чтобы пасть от руки величайшего воина, которого ты знаешь. Скажу честно – теперь я удивлен, что сумел продержаться так долго…
Плошка с кашей приятно грела ладони. В сытно пахнущем вареве попадались ароматные кусочки мяса. Горячая пресная лепешка была удивительно вкусна. Сашка ловко орудовал ложкой, жевал так, что аж за ушами трещало. Храбр крикнул со своего места:
– Реже мечи, Олекса! Бугры по спине идут!
Савинов, к всеобщему удовольствию, невнятно отшутился – мол, медведю много еды надо. Сквозь смех кто-то заметил:
– Где вы видали медведя с косой? Нигде! А у нас – вот он сидит, кашу трескает! Скажи Олекса, а сено ты так же ладно косишь, как головы весинские?
– Да не! Сено не могу, – я вообще косить не умею!
Воины аж подавились хохотом. Татуированный Лют сказал:
– Это дело наживное. Меня наш медведко чуть на полы не распластал. Добро, рев услыхал – отпрыгнул. А тот лохматый, с которым я рубился, – не успел. И стало его двое, одноногих, одноруких и одноглазых! Всего меня рудой залил – еле отмылся после…
Сашку упоминания о его безумии уже не сердили. Он теперь – спасибо Хагену – знал, что с ним делать. Или по крайней мере знал, что с этим вообще что-то можно сделать. На душе полегчало, и даже Согуд казался вполне симпатичным парнем, – ну так, слегка с придурью. А что взять с убогого? Всем своим существом Савинов чувствовал, что его теперь окончательно приняли. Причем приняли именно таким – безумным и неправильным. Теперь он свой для этих людей, а они в свою очередь – свои для него. Это значило одну очень серьезную вещь: он – ДОМА…