Вива Гевара!
Шрифт:
– Куда? – спросил Малко.
– В Центр имени Симона Боливара. Я буду держать ее там до последней секунды. У нас еще есть шанс заставить ее говорить.
Эсперенца рухнула на пол, и полицейские начали неловко натягивать на нее одежду.
«Форд-фалькон» медленно ехал по проспекту Симона Боливара. Движение было перекрыто по случаю проезда правительственного кортежа, и через каждые десять-пятнадцать метров в толпе выделялись белые шлемы полицейских.
У четырех огромных корпусов Центра Боливара уже собралось множество официальных лиц,
Машина нырнула в огромный подземный гараж, кишевший солдатами и сотрудниками Дигепола. Здесь располагался штаб охраны делегации. Два агента в штатском провели прибывших в бетонный подвал, освещенный электрической лампой без плафона.
Эсперенцу оставили стоять в углу под охраной двух солдат. Штатские коротко посовещались с Ральфом Плерфуа. Один из них подошел к телефону и завел с кем-то долгий разговор, несколько раз повысив тон. Наконец он закончил разговор и произнес:
– Едет.
Ральф Плерфуа держал в руке миниатюрное переговорное устройство, связывавшее его с охраной кортежа. Вице-президент только что сошел с трапа в аэропорту Маркиния. Пока что все было спокойно, если не считать нескольких докеров, швырявших в высокого гостя гнилые бананы. Но американские официальные лица давно уже привыкли к подобным встречам.
Малко подошел к Плерфуа.
– Что вы намерены предпринять?
Американец поджал губы.
– У меня осталось еще полчаса на то, чтобы все отменить. Вице-президент может сказаться больным и не произносить речь. Но госдепартамент готовил этот визит целых полгода! И вот теперь, из-за этой поганой коммунистки...
– Так что же?
– Попробуем развязать ей язык другими средствами. Мне кажется, девчонка блефует. Между прочим, при аресте она даже не пыталась сопротивляться. Как будто ждала, пока ее арестуют.
Наступило молчание. По доносившимся из транзистора комментариям Малко мог следить за продвижением кортежа. В данный момент автомобиль вице-президента медленно следовал по шоссе Ла-Гуайра – Каракас.
Он посмотрел на Эсперенцу. Та стояла, опустив голову, с бесстрастным лицом и связанными за спиной руками.
Внезапно дверь подвала открылась, и двое полицейских в форме ввели скованного наручниками человека. В первое мгновение Малко показалось, что это Таконес Мендоза.
Но австриец ошибся. Это был незнакомый ему парень с мелкими чертами лица и черными жирными волосами, спадавшими на глаза. Один из штатских с усмешкой приблизился к нему и что-то негромко сказал. Парень смутился и посмотрел на Эсперенцу. С него сняли наручники, и он машинально потер онемевшие запястья. Потом подошел к Эсперенце и потянулся к ее груди.
Штатский дал ему подзатыльник.
– Тебе приказано вздрючить ее, а не щупать, идиот! Агент повернулся к Эсперенце и произнес непонятную для Малко фразу. Парень начал расстегивать ремень на брюках.
– Но мне же надо хоть немного разогреться, – оправдываясь, сказал он. – От тюремной жратвы не шибко-то разгонишься...
– Вы что, не могли сделать это сами? – спросил Малко штатского.
Тот бросил на него насмешливый взгляд.
– Но у меня нет сифилиса...
Глава 19
Мгновение Малко непонимающе смотрел на улыбающегося штатского. Тот уже не обращал на него никакого внимания. Он приблизился к Эсперенце, схватил за волосы и оттянул назад голову.
– Слышала? Если не скажешь, как все должно произойти, он наградит тебя сифилисом.
Ответа не последовало. Штатский ударил девушку по щеке и повернулся к уголовнику.
– Давай, развлекайся.
Малко посмотрел на Ральфа Плерфуа. Американец был невозмутим. Прежде чем Малко успел что-то возразить, Плерфуа спокойно произнес:
– Они следуют моему совету. Во Вьетнаме это часто срабатывало. Болезнь пугает людей сильнее, чем пытки.
Спокойный голос американца ввел Малко в заблуждение: он решил, что Плерфуа просто пугает Эсперенцу. Малко приблизился к нему и прошептал:
– Это ведь неправда? Парень вовсе не сифилитик, верно?
– Сифилитик, да еще такой, что непонятно, как он до сих пор держится на ногах, – хладнокровно ответил Плерфуа. Его голос зазвучал более жестко: – Не лезьте в это дело. У нас осталось меньше тридцати минут. Мы должны выяснить, не расставила ли девка убийц на пути следования кортежа.
Уголовник начал расстегивать брюки Эсперенцы. Она вздрогнула и отшатнулась, но связанные за спиной руки не позволяли ей защищаться.
Тогда девушка сделала резкое движение головой, и уголовник завопил от боли: она яростно укусила его за ухо. Взбешенный уголовник принялся злобно срывать с нее блузку. Когда это ему наконец удалось, он, несмотря на сопротивление, расстегнул ее джинсы и стащил их вниз. Парень прижался к ней и попытался овладеть ею стоя, но Эсперенца яростно отбивалась ногами и кусалась что было сил. Один из штатских, потеряв терпение, крикнул:
– Тебя не для того сюда привезли, чтоб ты с ней игрался?
– Да не получается! – жалобно промямлил парень. – Думаете, легко?
Полицейский усмехнулся и что-то тихо подсказал ему. Мгновенно воспрянув духом, уголовник повернул Эсперенцу спиной к себе и дал ей подножку. Она упала на живот, и он тут же бросился на нее. Парень вошел в раж и уже не обращал внимания на то, что за ним наблюдают.
Ральф бросился вперед, схватил уголовника за волосы и поднес к его лицу пистолет:
– Подожди!
Лицо Эсперенцы было обращено к нему. По ее щекам текли слезы отчаяния. Она невольно вспомнила о том, что произошло с ней на заброшенной ферме... А ведь Эсперенца так долго пыталась это забыть!
– Решайте, мисс, – сказал Ральф Плерфуа по-английски. – Через десять секунд будет поздно. Говорите! Ну!
Пока длинный открытый «кадиллак» вице-президента медленно ехал к центру Каракаса, Эсперенца подвергалась самому страшному унижению в своей жизни. Подобные детали никогда не заносились в архивы ЦРУ. Но иногда такие люди, как Ральф Плерфуа, мучимые страшными воспоминаниями, пускали себе пулю в лоб, начинали беспробудно пьянствовать или заканчивали свои дни в палате со стенами, обитыми мягким покрытием. «Переутомление», – сдержанно поясняли медики.