Вивальди
Шрифт:
В один из мартовских дней под вечер он прибыл в Венецию. Было холодно, и никто его не встретил, так как от него не было никакой весточки о возможном приезде. Выйдя из гондолы на набережной Скьявони, он, к счастью, натолкнулся на носильщика Бастази, который помог донести дорожный баул до дома. На кухне при свете двух свечей отец с матерью играли в «гусыню» — разновидность лото. Его появление было для них как снег на голову. Родители никак не ожидали его возвращения раньше срока, хотя из газеты узнали о смерти в Вене австрийской матери-императрицы, но не предполагали, что объявленный траур может коснуться мантуанского театра Арчидукале.
Поблагодарив носильщика за помощь, Антонио вынул из кармана сутаны кожаный мешочек, туго набитый деньгами. При виде фишки отца, попавшей на номер 19 — «харчевня», а для продолжения хода Джован Баттиста должен заплатить в качестве отступного один багатин —
— Плачу штраф всеми этими луидорами!
Перед отъездом в канцелярии мантуанского двора в качестве компенсации за пять месяцев работы ему был вручён этот самый мешочек с 1574,12 луидорами. В доме Вивальди таких денег ещё ни разу не видели.
Придя в себя от изумления при виде кучи денег и желая сообщить сыну что-то приятное, Джован Баттиста сказал:
— Не беда, что закрылся Арчидукале, у нас во всю работает театр Сан-Фантин.
— Там дают только комические оперы, — возразил Антонио. — Мне это не подходит.
Давно его не видели дома таким приветливым и добрым. Взяв из рук матери чашку приготовленного кофе, он поинтересовался, как поживают племянники.
— Уже спят. Родители вместе с Маргаритой и Дзанеттой пошли на площадь прогуляться — дело молодое.
Антонио вдруг почувствовал, как он чертовски устал с дороги и, пожелав доброй ночи, поднялся к себе наверх.
На следующее утро он отправился с отцом в Сант’Анджело узнать, как прошёл сезон, какие оперы были поставлены и кто из певцов принял в них участие. Его интересовало всё, ибо он не был в театре с 1717 года после успеха «Коронации Дария». За время его долгого отсутствия венецианские театры стали игнорировать оперы рыжего священника, тем более что появились новые авторы и среди них Джованни Порта и Джузеппе Орландини. Правда, как заметил отец, все они без тени смущения открыто подражают его стилю, стараясь нажить капитал на чужом добре.
Джован Баттиста испытывал беспокойство в то утро и, как показалось Антонио, о чём-то явно умалчивал. Действительно, видя, с какой гордостью Антонио высыпал перед родителями на стол весело позвякивающие луидоры, он не осмелился омрачать радость сына и заводить непростой разговор, который мог бы расстроить его, и без того адски уставшего с дороги.
Среди музыкантов в городе высказывалось немало суждений о музыке Вивальди. Их всюду можно было услышать: в оркестре Сан-Марко, среди музыкантов приюта Мендиканти и в обществе Санта-Чечилия. Имя Антонио Вивальди давно получило широкую известность в Европе благодаря новаторской инструментальной музыке и поразительной виртуозности его сольных выступлений. Поэтому все ожидали чего-то необычного от его опер. Безусловно, в них было немало прекрасных арий, оркестровых увертюр и интермеццо. Но та поспешность, с которой Вивальди был вынужден перекладывать всевозможные либретто на музыку, не могла не сказаться на качестве некоторых его оперных произведений. Нелестные отзывы прозвучали и о так называемых «pasticcio», музыкальных сборных солянках, к которым музыкант прибегал исключительно ради денег. Более того, он взвалил на себя еще обязанности импресарио, чтобы самому заботиться о достойном представлении на сцене своих творений. Он хорошо знал, что любой приглашённый со стороны импресарио прежде всего печётся о личной выгоде, экономя на декорациях, бутафории и костюмах, что отрицательно сказывается на качестве спектакля. Чего стоит хотя бы тот же Орсатто, разваливший дело. А публика всё замечает. Они с отцом не были транжирами в Сант’Анджело, и им приходилось экономить, но с умом и в меру.
Джован Баттиста слышал, что даже немец Кванц в разговоре с одним из знакомых музыкантов нелестно высказался о чрезмерном увлечении сына оперной сценой. По его мнению, это пагубно сказалось на Вивальди, который, мол, как композитор и исполнитель скатился к лёгкости и пошлости.
— Неужели он так и сказал: лёгкость и пошлость? — переспросил Антонио, когда отец передал ему этот неприятный разговор.
Ему трудно было поверить, что именно Кванц, давний поклонник его музыки, мог так отозваться о нём. Но критические замечания высказывались и другими. Говорят, что в Падуе знаменитый скрипач Тартини очень резко отозвался об операх Вивальди, заявив:
— Глотка — это не дека скрипки! Что хорошо для певца, для скрипача плохо. Меня тоже не раз приглашали на оперные подмостки в Венецию, но я отказался, оставив рыжему Вивальди удовольствие быть освистанным. Я бы ему посоветовал…
— Пусть уж он советует своему другу Сатане! — вспылил Антонио, намекая на сонату «Дьявольские трели».
Ему было неприятно, что на него навесили ярлык автора инструментальных
Желая высказаться до конца, Джован Баттиста продолжал наседать, напомнив сыну, что голландец Роже продолжает за свой счёт издавать его сонаты [28] и концерты. Пизендель в Дрездене постоянно исполняет его сочинения, а неугомонный Бах в Веймаре всё ещё занят переложением концертов из «L’Estro» и «La Stravagenza» для органа. Пора бы уж кончать с театром, и отец приводил еще множество веских доводов. Например, в программках для публики на первом месте крупными буквами набрано имя автора либретто, и лишь после упоминания солистов, сценографа и машиниста сцены даётся имя автора музыки. А что говорить о высоких гонорарах певцов, которые не идут ни в какое сравнение с более чем скромной компенсацией труда композитора? Так певец Фаринелли получает за один сезон 18 тысяч лир, а другой не менее известный кастрат Николино — 12 тысяч. Певицам Фаустине Бордони и Марианне Бульгарелли за каждое их выступление платят по 180 дукатов. Мог ли Антонио мечтать о таких гонорарах? Но, как и предвидел Джован Баттиста, вместо разговора получился монолог, оказавшийся совершенно бесполезным, а все его предостережения не возымели действия на Антонио.
28
Соната — от ит. sonare,звучать. Во времена А. Вивальди этот термин лишь начал утверждаться как обозначение самостоятельной инструментальной пьесы и применялся к самым разнообразным по форме и функциям произведениям. (прим. перев.).
Прошло несколько дней, и на столе у Вивальди лежала партитура почти законченной оперы «Вызов истине». Он выбрал либретто, рассказывающее о событиях на мусульманском Востоке, считая, что сюжет вполне актуален и должен бы понравиться публике театра Сант’Анджело. Новая опера изобилует вокальными трудностями. Никогда ещё ему не доводилось по нескольку раз переделывать написанное. Например, он трижды переписывал квинтет, завершающий второй акт, и по нескольку раз перечитывал нотные листы, внося в них всё новые исправления, прежде чем отдать партитуру переписчикам. Возможно, предостережения отца были не совсем напрасны и возымели действие, поскольку работа над партитурой «Вызова истине» была проделана им с максимальной тщательностью. На главные роли были приглашены лучшие певцы. Опера понравилась публике, и после премьеры в «Гадзеттино» о ней было напечатано на две строчки больше обычного.
К сожалению, слухи и суждения об оперной музыке сына, доходившие порой до слуха Джован Баттисты, в одно прекрасное утро нашли своё воплощение в одном неожиданном издании. Тираж появившейся в городе книжонки был тотчас раскуплен. Шёл декабрь 1720 года. В артистических салонах, кафе и прежде всего за кулисами театров только и разговору было что о «Моде на театр». Таково было название тоненькой книжицы, напечатанной на дешёвой бумаге в том же формате программок для зрителей и по весьма доступной цене — полторы лиры, как и стоимость входного билета в театр Сант’Анджело. Это была аргументированная, написанная со знанием дела едкая сатира, злобно высмеивающая театральный мир и царящие в нём нравы и порядки. Объектом язвительной насмешки стали импресарио, музыканты, певцы и певицы, сценографы, костюмеры, танцоры и балерины. Досталось артистам миманса, суфлёрам и владельцам абонированных лож. Но особому осмеянию анонимного автора подверглись поэты рифмоплёты, сочиняющие оперные либретто чаще всего на исторические темы, в которых выплывала наружу явная дремучая необразованность их авторов. Предлагаемая театрам вся эта низкопробная литература, по мнению анонимного автора, была лишена здравого смысла и принижала оперное искусство.
Ирония автора не обошла стороной композиторов, послушных диктату импресарио. Их мысли заняты одним лишь желанием сорвать куш, а отсюда торопливость и небрежность при написании инструментальной и вокальной музыки. На них давят иногда избалованные публикой певцы, требующие для себя выигрышных арий и включения в музыкальную канву партий, не имеющих ничего общего с либретто оперы.
Если сама направленность убийственной критики была более чем очевидна, то имя автора продолжало оставаться неизвестным. На титульном листе можно было прочесть, что издание представляет собой надёжное и простое пособие, как сочинять и ставить итальянские оперы современных авторов. Мелким шрифтом перечислены основные работники театра, готовящие спектакль, для которых чтение может быть весьма полезным, а вот крупными буквами набрано: