Византия сражается
Шрифт:
– Что ты знаешь о мужчинах? – Свет озарил крупную фигуру Сережи. Он впился в меня взглядом, прищурив глаза. – Зачем ты играешь в такие игры? Давай, вызови проводника. Сделай так, чтобы я отправился в тюрьму.
– В тюрьму? – Я был озадачен. – Почему?
Он не мог отправиться в тюрьму за то, что пытался согреть меня в постели. Я, конечно, подозревал, что он хотел заняться со мной любовью, но мне не хватало опыта, чтобы быть в этом уверенным.
Он посмотрел на меня – грустно и в то же время с признательностью.
– И на том спасибо.
Я еще в Одессе усвоил правила деликатного поведения, так что не стал развивать тему. Однако мне хотелось избавиться от гнетущей атмосферы, царящей в купе, поэтому я надел халат и тапки и отворил дверь.
Он замер:
– Что ты собираешься делать?
– Размять ноги, – сообщил я. – Подышать свежим воздухом. Полагаю, тебе стоит вернуться в кровать, Сережа.
– Спасибо.
Когда я уходил, он начал карабкаться на свою койку.
Прохаживаясь по коридору и рассматривая серые снежные заносы сквозь заледеневшие окна, я чувствовал одновременно и смущение, и ликование. Похоже, Сергей Андреевич теперь мой должник. Я был готов воспользоваться этим при первой же возможности, хотя пока еще не знал, как именно. Меня некому защитить, и в Санкт-Петербурге мне следовало полагаться только на себя, и чем больше друзей с хорошими связями я смогу отыскать, тем лучше пойдут мои дела.
Стоя у окна, я увидел, что в дальнем конце коридора появилась тень; по направлению ко мне медленно шла молодая женщина в красно-зеленом платье, с аккуратно уложенными темными волосами. Она была немного старше меня, круглолицая и приятная, с овальными карими глазами и крупными ровными зубами. Незнакомка улыбнулась мне:
– Не можете заснуть?
– Мне показалось, что я задыхаюсь. – Я кивнул в сторону своего купе.
– Я путешествую с моей ужасной старой няней, – прошептала девушка, – настоящей крестьянкой, хоть и из Шотландии. Она сохранила тамошние привычки. Тьфу!
– Привычки?
– Она все время говорит по-английски. Во сне.
– Вряд ли это можно назвать крестьянской привычкой, – удивился я.
– В Англии – конечно, не правда ли?
Эта встреча показалась мне столь же нелогичной, как и предшествующая.
– В Англии тоже есть крестьяне, – сказал я. – Хоть и поблагороднее наших.
– Вы бывали в Англии?
– Мне знакома эта страна.
Это было правдой. Знакомство произошло прежде всего благодаря капитану Брауну и «Пирсону».
Я произвел впечатление.
– Я путешествую впервые. Мы из Молдавии, у нас там имение. Очень красивый край. Слышали о ней?
Я сказал, что, к сожалению, нет.
– Вам бы понравились эти места, но там скучно. Отец уединился в имении, отойдя от дел. До этого он путешествовал по Англии. Там и подыскал мне няню, но она на самом деле не настоящая шотландская гувернантка. Она заботилась обо мне, потому что мама часто хворала.
– Ваша мать умерла?
– Конечно, нет, причем совершенно здорова. Она страдала от анемии. Теперь вылечилась, много ездит верхом – увлеклась английской охотой. С собаками, лошадьми, красными куртками и тому подобным. Но я думаю, что вас интересуют другие виды лис.
– Английская лиса – осторожный маленький зверек, – заметил я. – И очень красивый.
Девушка приоткрыла часы-кулон, висевшие у нее на груди; уже минула полночь.
Я не хотел расставаться с ней.
– Вы путешествуете? – спросил я.
– Нет, я собираюсь поступить в университет в Питере.
– На koyorsy? – Я ознакомился с большинством учебных заведений столицы. Кoyorsy [57] предназначались для женщин.
57
Высшие женские курсы. – система женского образования в России; в Петербурге с 1873 года работали Бестужевские курсы.
– Да! – восторженно ответила девушка.
– Я тоже студент, – продолжал я. – Буду учиться в политехническом. Я моложе большинства студентов, но у меня есть медаль.
Ее это не слишком впечатлило. В те времена у политехнического была репутация второсортного учебного заведения. Точные науки и инженерное дело во многих слоях общества все еще считались неподходящими занятиями для людей благородного происхождения.
– Война, – пояснил я, – требует новых типов оружия. И новых людей, способных его создать, потому меня и пригласили в Питер.
Она захихикала:
– Вы всего лишь мальчик.
– Я уже летал на собственном аэроплане, – сообщил я. – Может быть, вы читали об этом в прошлом году? В Киеве. Я летал в течение нескольких минут на машине совершенно нового типа, которую сам построил. Об этом писали во всех газетах.
– Я что-то припоминаю о новом виде летательной машины. Это было, действительно, в Киеве.
– Вы разговариваете с ее изобретателем.
Я одержал победу. Она немного смущенно произнесла:
– Я не могу вспомнить вашего имени…
Это, конечно, было сложно. Я колебался.
Она поднесла руку к губам:
– Извините. Вам не дозволено, потому что война?
Я кивнул:
– Я себе не хозяин. Могу сообщить вам только то имя, которым пользуюсь сейчас.
– Опасаетесь шпионов?
– Вполне возможно, мадемуазель.
– Меня зовут Марья Варворовна Воротынская.
Я поклонился:
– Можете называть меня Дмитрием Митрофановичем Хрущевым. Под этим именем я буду жить в Петербурге.
Девушка пришла в восторг от таких романтических обстоятельств. Избегая преднамеренного обмана, я узнал, как использовать женскую тягу ко всему таинственному. По крайней мере, в данном случае я вышел из затруднительного положения вполне успешно.
– Вы сможете навестить меня в Питере? – спросила она.
– Попытаюсь, если вы напишете адрес.
– Подождите здесь.
Я ждал, мое воображение рисовало узоры на замерзших окнах, а дыхание добавляло новые слои к ватной белизне, окружавшей нас. Скоро Марья вернулась с клочком бумаги, оторванным от книжного листа. Я взял его, поклонился и убрал в карман халата.
– Вы не обязаны приходить, – прошептала она, – но, знаете, у меня совсем нет знакомых в Питере. Надеюсь, что на курсах я смогу с кем-нибудь подружиться.