Византийская тьма
Шрифт:
И еще подумал с весельем: что бы с ними тут случилось, если бы они услышали о себе такие прорицания?
А от его особняка уже был виден свет факелов, потому что солнце зашло. Бежали к нему Костаки, растревоженный вконец, и его дружинники, на ходу обнажая мечи. Компания Ангелочка не стала доводить до кровопролития, быстренько скрылась во тьме.
На тревожные расспросы Костаки и Русиных он ничего не отвечал, имен не называл, только смеялся. Вошли в особняк, но тут случилась другая загадочная история. Чернокожий постельничий Дениса, которого он не по заслугам прозвал Людоед, был найден на полу передней у опочивальни синэтера. Сначала думали, что он мертв — отравлен? — но оказалось, что он мирно спит, хотя разбудить его невозможно. Усыплен?
Встревоженная Сула, переругиваясь с Костаки, отправилась лично пробовать из ужина каждое блюдо, а молодому оруженосцу приказала тщательно обыскать весь дом.
Ничего более подозрительного обнаружено не было. Денис, которого все не покидало хорошее настроение, поужинав и еще поиграв в шахматы с Костаки, вошел в свою опочивальню.
И тут он понял, что кроме него в опочивальне кто-то есть. Явно слышалось чье-то учащенное от волнения дыханье. Денис поднял пергаментный фонарик со свечкой и осмотрел комнату, но снова ничего не обнаружил.
Только когда он разделся и поднял одеяло, чтобы лечь, он увидел таинственного пришельца — вернее, пришелицу. Это была миниатюрная женская фигурка, худенькая, голенастая, скорее всего девушка, девочка, закрывшая лицо голыми локтями. Пораженный Денис сначала не знал, что делать, так и стоял, подняв одеяло. Потом гнев его охватил — этого еще ему здесь не хватало!
— А ну вон отсюда, живо!
И сразу понял, в чем дело, и ужас, никогда еще не испытанный им, его охватил — это же была дочь Андроника, принцесса Эйрини! Недаром же Ангелочек на него нападал, он ведь ее официальный жених! Говорят, что она очень своенравна, даже отца в грош не ставит, и очень еще молода, только вступает на путь многих византийских цариц и царевен, из-за которых, судя по историческим хроникам, головы несчастных мужчин летели дождем!
= Принцесса, — сказал он как можно мягче. Но она вновь не шевелилась, не отнимая рук от лица, только кожа на ее груди и животе сделалась как гусиная, не столько от холода, сколько от волнения, конечно.
Тогда он понял, что нужно делать в этой непростой ситуации. Опустил одеяло и отступил от кровати.
— Как угодно вашему высочеству, — все с той же мягкостью и печалью говорил он (как с капризным ребенком). — Если вам нравится, вы можете почивать и у меня. Но позвольте, я тогда уйду спать в кордегардию к офицерам.
Он даже сделал шаг к двери.
— Нет! — взвилась она из-под одеяла. — Я не позволю тебе так уйти! Возьми меня, или я сегодня умру!
Поскольку ее буквально уже бил озноб, Денис теперь сделал шаг, чтобы хоть накрыть ее одеялом. Но лишь только он коснулся ее, она зажмурила глаза, затопала, сжала кулаки и завизжала что было сил. ( «Она истеричка!» — подумал Денис, вновь отступая.)
Раскрылись двери, и в опочивальню вбежали Сула и Костаки, оруженосец был даже вооружен самострелом, снял его впопыхах со стенки в передней.
— Откуда здесь эта шлюха? — закричала Сула. Она применила более крепкое слово, но мы вновь его опустим.
— Осторожнее, — удержал их Денис. — Это дочь всевысочайшего. Будьте милосердны.
А сам думал: «Ну, прощайте наши головушки!»
— О-це-це! — восхитилась маркитантка. — Ну, ты даешь, генерал! (Опять же мы только приблизительно передаем смысл ее сочных высказываний.) Все византийские бабки из-за тебя остервенели!
— Костаки Иванович, — обратился Денис к оруженосцу. — Уведи ее куда-нибудь, две женщины одновременно для меня это слишком.
Понятливый Костаки вывел Сулу и тщательно закрыл эа собою дверь.
Денису удалось уговорить Эйрини одеться, он согрел па еще тлеющих угольях в жаровне фруктового сока, они выпили, согрелись и уже мирно сидели, разговаривая о том о сем, капризница даже болтала ножками, как шаловливая девочка. Денис дипломатично не упоминал ни слова, как она у него появилась.
И была она слабой, и хрупкой, и доверчивой, и Денису хотелось и приласкать и даже поцеловать ее, но он понимал, что вот этого-то ни в коем случае делать нельзя.
Стали брякать колокола и била, отошла всенощная. Ира сказала: «Я пойду». Денис собрался ее провожать, даже хотел поднять конвой.
— Нет, — совершенно спокойно ответила она. — Только до двери. Меня есть кому встречать и кому провожать.
Как только она вышла из пресловутой калитки, ее принял в свои объятия Ангелочек. Они целовались, великосветские друзья при этом деликатно глазели по сторонам. Чадили факелы и вовсю трещали вечные цикады.
Горели сотни костров на равнине, которые жгли средь бела дня только для того, чтобы напоминать непокорной Никее, что у ее ворот стоит войско. Вглядываясь в дымный горизонт, царедворцы, имеющие хорошее образование, рассуждали о том, что ведь в этих краях когда-то ахейцы долгих девять лет осаждали Трою. Неужели теперь римлянам придется столько же времени осаждать эту презренную Никею?
Ревели быки, скрипели колеса деревянных лафетов, подъезжала военная техника, которую Андроник приказал собрать из всех провинций. Уже метали ядра, начиненные горючей смесью, из-за высоких стен Никеи видно было, как полыхают пожары.
Но строптивые никейцы, несмотря на то, что правительственные глашатаи надорвались в крике, обещая им всякие льготы, и на то, что подвоз хлеба к ним прекратился, покориться отказались. Пожары они ухитрялись тушить быстро, дело у них было поставлено четко.
В правительственном же войске с уха на ухо передавалась неблагоприятная весть. Знаменитый Андроник Ангел, брат рыжего Исаака и тезка принца, тот самый, что первый к нему переметнулся, потом его грамоту «Вот посылаю к тебе ангела моего…» возил василиссе, он вчера перешел в Никею. С ним и часть иноземных гвардейцев, недовольных вниманием принца.
Принц охрип от дачи приказов и ругани, все утро мотался по строящимся вокруг Никеи осадным укреплениям. Агиохристофорита, Пупаку и Каллаха он разослал с какими-то срочными и ответственнейшими заданиями, а Денису ведено было быть неотлучно при особе принца. Он и питье ему подавал, и умыться.