Византийский манускрипт
Шрифт:
– Но об этом тайнике еще кто-нибудь должен знать, иначе какой смысл?
– Точно! Есть такой тайник! – вдруг оживился Семенов. – Пока были живы мои родители, я не мог женщин домой приводить, понимаете? Короче, я с подругами у Вити встречался. А ключ он оставлял в подъезде, в тайнике. Там, где дверь в подвал, на дверной коробке наварен стальной уголок. Между вертикальной полкой уголка и потолком щель такая, что как раз пальцы проходят. Вот туда Витя ключ прилеплял жевательной резинкой. Диск туда, конечно, не спрячешь, а вот флэшку юэсбишную –
Хозяин гостиницы, Давид, позвал их есть шашлык.
– По поводу чего угощение? – тихо осведомился Тавров у Семенова.
– По поводу того, что народу захотелось шашлычка, – весело пояснил Семенов.
– Да, вот она, атмосфера юга, – лирически заметил Тавров. – Какой еще повод здесь нужен для радости? Лишь само желание этой радости! А в Москве и рад бы, да все дела, дела…
– Кстати, с вас за радость триста тридцать рублей, – прервал Семенов этот лирический приступ. – Двести пятьдесят за шашлык и восемьдесят – за бутылку вина.
Тавров хмыкнул, спущенный с небес на землю.
Но хозяин как-то узнал, что Тавров служил в уголовном розыске, и растрогался: он и сам отпахал приличный срок следователем, пока не занялся бизнесом. Заговорщически позвав его в кухню, Давид угостил Таврова домашним вином из личных запасов. После чего уже далеко за полночь сын Давида отвез Таврова в гостиницу.
В отличном расположении духа Тавров на следующий день отбыл в Москву. Из аэропорта он сразу отправился в редакцию журнала «К городу и миру». По дороге он позвонил редактору.
– Господин Зборовский? Это Тавров. Я еду из аэропорта, часам к шести появлюсь у вас, если, конечно, в пробке не застряну. Вы будете на месте? Ага… дождетесь? Ну и отлично!
– Что случилось, Валерий Иванович? – обеспокоенно поинтересовался Зборовский у ввалившегося в кабинет Таврова.
– Ничего особенного, – ответил Тавров, плюхаясь в кресло и вытирая носовым платком пот со лба. – Просто нужно кое-что уточнить о Брене. Только его связи помогут что-либо прояснить. Поэтому меня вот что заинтересовало: наверняка Брен имел записную книжку, возможно, ежедневник… Ну, не всю же информацию он держал в ноутбуке?
– Да, у него был ежедневник, – подтвердил Зборовский. – Довольно увесистая книжка, хоть и карманного формата. Обычно он держал ее здесь, в редакции, но в командировки брал с собой. Иногда брал, когда отправлялся на встречи. Записной книжки я у него не видел, но надо полагать, что и она имелась, – не держал же он телефоны только в мобильнике?
– Можно посмотреть его стол? – спросил Тавров.
Зборовский встал из-за стола, достал из шкафа картонную коробку.
– Мы недавно поменяли офисную мебель, – пояснил он. – Брен сложил все из старого стола сюда, а новый так и не успел обжить.
Тавров заглянул в коробку. Там лежали различные канцелярские принадлежности, включая три степлера, один другого крупнее. Самым крупным можно было без труда прошить целую
Из бумаг – только стопка листков для записей в фабричной упаковке и визитные карточки в пластиковой коробочке. Ни ежедневника, ни записной книжки, ни одного листочка исписанной бумаги.
– Он вообще что-нибудь писал от руки? – раздосадованно поинтересовался Тавров.
– Ну, разве что короткие записи, отчеты о командировках, – ответил Зборовский.
– А не сохранилось каких-либо случайных записей? Знаете, бывает так: ежедневник не всегда под рукой, и люди записывают телефоны и договоренности о встречах на клочках бумаги.
– Нет, Виктор был очень аккуратным человеком и все записывал в ежедневник, – отрицательно помотал головой Зборовский и вдруг хлопнул себя по лбу: – Да! Буквально перед своим исчезновением Виктор был у меня в кабинете, и секретарь переключила звонок Брену ко мне. Звонил мужчина. Брен выслушал его, записал что-то на моем перекидном календаре. Листок с записью он вырвал и унес с собой. Но ведь след от ручки должен был остаться на следующем листе! Понимаете? – возбужденно объяснил Зборовский и принялся лихорадочно перелистывать календарь. – Ага, вот он! Видите? Вот след от шариковой ручки!
Зборовский схватил карандаш и стал тщательно заштриховывать календарную страницу. Там отчетливо проявились несколько слов, продавленных шариком.
– Вот! Что я говорил? – торжествующе вскричал Зборовский, донельзя довольный своими дедуктивными способностями. Он вырвал листок из календаря и протянул его Таврову. Тот достал из кармана лупу на деревянной ручке и изучил надпись. Слова были написаны в столбик, друг над другом и прочитывались отчетливо: «Завтра. 18.00. М. Алтуф. Перекресток. Варежка».
– Он писал на листке с текущей датой? – поинтересовался Тавров.
– Да, – кивнул Зборовский. – Он очень торопился и записал прямо на открытом календаре. То есть «завтра» – и есть то число, что указано на этом листке.
– Двадцать пятое июля, – прикинул Тавров. – А ведь именно двадцать пятого Брен оставил ноутбук у Семенова! И я пока не нашел никого, кто бы видел Брена после двадцать пятого июля. Так, «м. Алтуф.» – это явно станция метро «Алтуфьево». Перекресток… У вас есть карта?
– Да, в компьютере.
Зборовский открыл карту.
– Станция метро «Алтуфьево» находится как раз на перекрестке Алтуфьевского шоссе и Череповецкой улицы, – удовлетворенно констатировал он. – Выходит, на этом перекрестке в шесть часов вечера Брен должен был с кем-то встретиться.
– Вообще-то перекресток довольно большой, – с сомнением заметил Тавров. – Час пик, много народу, оживленное движение… Не так просто увидеть человека, с которым ты должен встретиться, если заранее не оговорено более точное место. А что такое «варежка»? Может, это кафе или ресторан?.. Короче, я поехал в Алтуфьево!