Шрифт:
Annotation
Введите сюда краткую аннотацию
Роман Солнцев
1.
2.
3.
4.
5.
Роман Солнцев
Визит прекрасной дамы
1.
Игорь Михайлович приехал в И-ск по приглашению: наконец-то экологов и биофизиков собирают
— Зачем же вам одноместный? Двоим тесно в одноместном.
— А зачем мне двухместный? Я хочу быть один.
— Это обойдется для вас дороговато, — уже улыбалась администратор.
— Я доплачу, — Игорь Михайлович все еще не понимал, что произошло.
— Ну, хватит шутки шутить. Триста второй номер. — Администратор кивнула. — Жена ждет вас.
— Жена? Она прилетела?
— Да, да! — уже раздраженно ответила женщина.
— Вы же Кирсанов? Ключ у нее.
Игорь Михайлович ожидал от своей жены чего угодно, только не такой неожиданности. Да она и не просилась с ним в И-ск. Решила побыть рядом, послушать доклады? Или боится, что снова загуляет и, как случилось год назад, пришлет пьяную телеграмму: «Прощай, ухожу в свободный полет. Больше я не Игорь. Ига больше не будет. Только Рь».
Странно. Потирая кулаком грудь (сердце вдруг заскулило), закипая из-за бессмысленности предстоящего объяснения, Кирсанов ехал с чемоданчиком на свой этаж. Лифт был дряхл, потрескивал и пошатывался, как трамвай.
Зачем, зачем она прилетела? Он-то приехал поездом, и если жена его опередила, стало быть, прилетела самолетом. И если она сделала ему такой подарок, в этом должен быть какой-то смысл.
«Может быть, я забыл о чем-то? У нее день рождения весной. Сейчас осень. День нашей свадьбы летом. Мой день рождения в декабре. Зачем она прилетела?»
Что-нибудь случилось? Может быть, ей рассказали что-то чрезвычайно важное... например, о предстоящем сокращении в Институте биофизики... но его, Кирсанова, не должны бы тронуть. Он недавно введен в экспертную комиссию при Государственной Думе. Хотя... для Сибирского отделения Академии это не указ. Захотят — уволят.
Или жена заболела? Она проговорилась на днях, что собирается к врачу, ее беспокоит постоянная боль в подбрюшье...
У Кирсановых растет дочь Аня, уже взрослая, студентка, детей больше у них не было. Всему виной обычная мерзость — аборт... в тот год Игорь Михайлович вправду загулял, исчез на месяц, и она послушалась совета своей мамы, не захотела от него рожать... Потом, конечно, каялась...
Ну, бывает, случается такое у мужиков — тоска погонит в темную компанию, да порой даже без баб, простите... просто к бутылке водки и куску черствого хлеба...
Дура.
И с тех пор жена боялась, что муж на самом деле уйдет. Ревновала на вечеринках, на всех банкетах, которыми заканчивались конференции. Игорь Михайлович, импозантный, с бородкой мужичок, ловкий, на кривоватых ногах, великолепно, даже лихо оттанцовывал под любую музыку, при этом строя веселые рожи и крестясь...
Да, это он умел.
Но ему никогда не нравился сыск, пусть даже и женин.
Вот дверь гостиничного номера 302, красноватая из-за наклеенного шпона, кое-где отлипшего. Старый врезной замок с выбитым сердечником (в дыру можно заглянуть) перекосился в гнезде. Но зато вставлен повыше замок новый, с желтой медной щелкой для ключика, похожей на сложенные ладошки или...
Заранее хмурясь и настраиваясь на бранчливый лад, Игорь Михайлович толкнул дверь — она открылась. В комнате горел тусклый свет под потолком.
Странно, запах духов здесь плавал не тот, к какому привык Кирсанов. Верно, купила иную марку.
— Ты где? — позвал Игорь Михайлович, заходя в комнату и захлопывая ногой дверь.
— Сейчас! — отвечал женский голос из ванной, где шумела вода.
И голос ему показался каким-то странным. Наверное, что-то случилось. Когда что-нибудь происходит, у женщин меняется голос.
Кирсанов сел в кресло возле столика и закурил. Две кровати стоят рядком... она их придвинула друг к дружке?
И чемоданчик взяла с собой какой-то необычный. Новый, с шариками по углам, хорошо катить. Специально купила?
Конференция открывается завтра, сегодня день заезда. Жена, конечно, об этом знает. Чтобы избегнуть нелепых и долгих выяснений (неважно, в связи с чем), Игорь Михайлович достал из своего чемодана откупоренную вчера в вагоне бутылку коньяка и налил себе довольно много в гостиничный широкий стакан. Прищурился и выпил. Сердце отпустило.
Пусть теперь говорит что хочет.
2.
Открылась дверь ванной, и к Кирсанову вышла незнакомая женщина. Что за черт!
Увидев, какой изумился, она расхохоталась, и только теперь по ее острым белым зубам и вздернутому тонкому носику на плоском лице он признал Нину Петрищеву, однокурсницу.
— Ты? Какого хрена!..
— Ну-ну-ну!.. — она подошла к нему в полузастегнутом махровом халате с голубыми цветочками, показывая то одну, то другую точеную ножку. — Что, уж и в гости нельзя? Не хочешь — сейчас же уйду!
— При чем тут «хочешь — не хочешь»?.. — растерянно поднявшись, бормотал Игорь Михайлович. — Как ты сюда попала? У тебя что, и паспорт не смотрели?
— Почему же не смотрели? — веселилась бывшая однокурсница. — Я по паспорту Кирсанова. Могу показать.
Недоуменно он воззрился на нее.
А меж тем Нина погасила улыбку, села в кресло, забросив ногу на ногу. И какое-то время молчала.
— Ну и что?.. — сказала наконец. — Сменила фамилию. Разве не разрешается?!
«Но почему на мою?..» — можно было спросить у нее, но Игорь Михайлович уже знал ответ. Потому что она любила его, с первого еще курса, эта коза, эта спортсменка, вечная бегунья на университетских кроссах, как, впрочем, и он, Кирсанов, победитель на стометровках. От Нины всегда остро пахло потом, она волосы стригла коротко, носила тонкий серый свитерок в обтяжку, когда грудки вызывающе торчат, на ногах вечные советские кеды.