Включить. Выключить
Шрифт:
Кармайн поднес пакет к носу и сосредоточенно принюхался.
— Чувствую, их пропитывают дезодорантом.
— Правильно, по требованию мисс Дюпре. Надменная стерва!
— Это уж слишком! — закричал профессор встретившись с Кармайном в вестибюле Хага. — Вы читали, что написал в «Холломен пост» этот кретин, противник вивисекции? Мы, ученые, оказывается, садисты! Это вы виноваты, вы раструбили повсюду об убийстве!
Кармайн умел сдерживаться, но сегодня дал волю вспыльчивости.
— Если вспомнить, — саркастически начал он, — что я очутился в Хаге только из-за жестоких убийств ни
Смит пошатнулся.
— Убийств? Вы хотите сказать, их было несколько?
Придержи ярость, Кармайн, не дай этому ученому отшельнику повод разозлить тебя!
— Да, именно так! Не одно, не два, а гораздо больше! Вы должны знать об этом, профессор, однако эта информация строго засекречена. Пора вам отнестись к ней со всей серьезностью. Потому что убийство девушки, найденной в Хаге, — это одно из убийств в серии! Слышите? В серии убийств!
— Вы, должно быть, ошиблись!
— Нет, — отрезал Кармайн. — Придите в себя! Противники вивисекции — меньшая из ваших забот, и хватит надоедать мне жалобами!
Если поискать, в Яме можно было найти трехквартирные дома и похуже того, в котором жил Отис. В районе Пятнадцатой улицы, в логове Мохаммеда эль-Несра и его «черной бригады», дома просто разваливались, окна были заколочены фанерой, щели в стенах заткнуты изнутри матрасами. А здесь, на Одиннадцатой улице, дома были ветхими, краска облупилась, домовладельцы о ремонте и не думали, но когда все еще кипящий гневом Кармайн поднялся на второй этаж, в квартиру Грина, то увидел, что и ожидал: чистую комнату, самодельные шторы, чехлы на мебели, покрытые лаком деревянные полы и тряпичные коврики.
Отис лежал на диване. В свои пятьдесят пять лет он был довольно подтянутым, но его кожа обвисла так, что становилось ясно: когда-то он весил килограммов на двадцать больше. Его жена Селеста была настроена по боевому. Она выглядела помоложе Отиса и одевалась с элегантной броскостью, которую Кармайн счел уместной, как только узнал, что Селеста родом из Луизианы. Офранцузившаяся особа. Третьим присутствующим был молодой чернокожий мужчина, манерами похожий на Селесту, но уступавший ей и внешностью, и одеждой. Его представили как Уэсли Леклерка, племянника Селесты, проживающего у Гринов. Взглянув в глаза Уэсли, Кармайн понял, что он никогда не забывает о страданиях, принятых его народом.
Ни жена, ни племянник не собирались покидать комнату, но просить их об этом Кармайну не пришлось: вмешался Отис.
— Оставьте нас, — приказал он.
Оба немедленно вышли. Селеста пообещала Кармайну страшные кары, если ее мужу станет хуже.
— У вас преданные родственники, — заметил Кармайн, присаживаясь на большой пуф из прозрачного полиэтилена в алых розах.
— У меня преданная жена, — поправил Отис и фыркнул. — А с этим парнем хлопот не оберешься. Мечтает прославиться в «черной бригаде», твердит, что нашел пророка Мохаммеда, велит называть его Али или что-то в этом роде. Поиски своих корней — обычное дело для людей, чьих предков продавали в рабство, но, насколько мне известно, Леклерки родом из тех районов Африки, где молились Кинг-Конгу, а не Аллаху. Я живу по старинке, лейтенант, не корчу из себя невесть
— А о чем же, мистер Грин?
— Просто Отис. Хотел все прояснить. Сколько человек знает о том, что труп в холодильнике нашел я?
— Почти никто не знает, и мы скрываем эту информацию.
— Это была девочка?
— Нет. По крайней мере не маленькая. Нам известно, что она выросла в семье доминиканцев и что ей было шестнадцать лет.
— Значит, она черная, а не белая.
— Я бы сказал, ни то ни другое, Отис. Полукровка.
— Лейтенант, но ведь это страшный грех!
— Да, вы правы.
Кармайн сделал паузу, пока Отис что-то неразборчиво бормотал. Дождавшись, когда он успокоится, Кармайн заговорил о пакетах.
— Скажите, Отис, вы обращаете внимание на количество и размеры пакетов в холодильнике?
— Пожалуй, да, — поразмыслив, ответил Отис. — То есть я знаю, когда миссис Либман делает децеребрацию — после этого в холодильнике лежат четыре — шесть пакетов с кошками. А в другие дни там лежат чаще всего пакеты с крысами. Когда умирает макака, пакет получается гораздо больше, но я всегда знаю заранее, что там, потому что Сесил рыдает так, что аж сердце разрывается.
— Значит, когда видите в холодильнике четыре или шесть пакетов с кошками, вы знаете, что миссис Либман проводила децеребрацию.
— Верно, лейтенант.
— Вы можете вспомнить, когда в холодильнике скапливались кошачьи пакеты, а миссис Либман была ни при чем?
Отис изумленно открыл глаза и попытался сесть.
— Отис, вы хотите, чтобы ваша жена убила меня и угодила за решетку? Сейчас же ложитесь!
— Месяцев шесть назад. Шесть пакетов с кошками, а миссис Либман была в отпуске. Помню, я еще гадал, кто ее замещает, но потом меня позвали, и я просто покидал пакеты в бак и увез в крематорий.
Кармайн поднялся.
— Вы очень помогли нам. Спасибо, Отис.
Не успел он выйти за порог, как в комнату вернулись Селеста и Уэсли.
— С тобой все хорошо? — взволнованно спросила Селеста.
— Мне лучше, чем до его прихода, — твердо заявил Отис.
— Какого цвета была кожа у трупа? — допытывался Уэсли. — Коп не говорил?
— Не белого, но и не черного.
— Мулатка, значит?
— Этого он не сказал. Так в Луизиане говорят, Уэс.
— Мулаты не белые, а цветные, — удовлетворенно заключил Уэсли.
— Да хватит тебе делать из мухи слона! — прикрикнул на него Отис.
— Пойду проведаю Мохаммеда, — отозвался Уэсли и подтянул молнию на черной куртке из искусственной кожи, с нарисованным на спине по трафарету белым кулаком.
— Не к Мохаммеду, сынок, а работать, сию же минуту! Социальное пособие тебе не светит, а я держать тебя здесь из милости не стану! — отрезала Селеста. — Давай поторапливайся!
Со вздохом Уэсли взял пропуск в штаб-квартиру Мохаммеда эль-Несра в доме 18 на Пятнадцатой улице, набросил пуховик и погнал свой побитый «де сото» 1953 года к зданию фирмы «Хирургические инструменты Парсона».