Вкус долга на алых лепестках слив
Шрифт:
Но что-то новое жгло уже внутри, пронизая печёнку и впиваясь в нервы. Неуютно стало как-то внутри. Шарахнулся отрок, извернулся. Нет, когтей чужих не пронзало его тело.
– Да что же?..
***
Шуршали, опадая, листья огромного клёна, затканного в ветхое уже алое кимоно. Шуршали, перекатываясь, подсохшие листья под метлою молодого послушника в ветхой рясе уже и аккуратно
Сгущались уже сумерки. Тихо шуршал хвоёю скрюченных сосен ветер, обдирал кимоно со смущённо прятавшегося за храмом клёна.
Продолжала шуршать по каменным тропам метла, сгоняя опавшие листья в некое подобие порядка.
– Судзуки, иди есть! – донеслось из-за здания дальнего, покосившегося слева да подпертого свежесрубленною сосной.
– Вкушайте сами, сэнсэй! Я не голоден! – сглотнув слюну, доблестно соврал юноша, да пошёл прогонять казавшиеся бесконечным потоком листья.
Метла остановилась у ноги босой, оцарапанной, с когтями длинными.
«Ногтями отросшими?..»
Молодой послушник наконец остановился, да взгляд поднял. Нет, отпустить пришлось.
Перед ним стоял худой отрок в ободранном с рукава левого, потрёпанном, синем юката. Обычный, бродячий, встрёпанный отрок, да только близ центра лба вытекали из-под кожи два коротких рога-клыка, да два таких же шло чуть повыше из-под висков.
Странное существо, достававшее ему по грудь, смотрело исподлобья. Пальцы тонкие и ободранные то сжимались, то разжимались. Гость непрошенный что-то порывался сказать, но как будто не смел. Как будто что-то затыкало ему рот.
– Ты, кажется, кушать хочешь? – улыбнулся смущённо юноша. – У нас осталось немного риса, что я сам вырастил в том году. Пойдём, я отдам тебе свою миску.
– Где этот проклятый старик? – проворчал четырёхрогий подросток. – Который почти святой?
– О, так ты учителю моему хочешь поклониться? – радостно улыбнулся Судзуки. – Так я проведу!
– Я хочу его убить! – рявкнул мальчишка.
– Ч-чего?! – шарахнулся, метлу перехватив, послушник.
– А пошто зараза эта убежал от моего Учителя?!
– Ч-чего?! – возмутился, метлу сжимая до побелевших костяшек, юноша.
– А то, что в молодости этот мерзавец обещал померяться силою с моим Учителем, честно и по-мужски! – сжал кулаки сердитый отрок, глазами, на миг позолотевшими, блеснул. – И вроде дрался гад
– Так монах же он! – сердито сдунул прядь, с пучка выбившуюся на лицо, молодой послушник. – Ему же драться не положено!
– Положено там или не положено, но я его убью!
– Да не пошёл бы ты?.. – юноша метлу перехватил будто катану, направив на мелкого демона остриём… тьфу, пучком перевязанных ветвей, меж которых застрял целый и половина красных листьев.
– Я – достойный ученик своего почтенного учителя! Я заразу эту малодушную убью, как мой наставник почтенный не сумел его убить!
– Погоди… – растерянно человек моргнул. – А разве демонам присуще понимание долга перед наставниками? У вас же вроде никаких вообще законов?..
– А, это… – смущённо уже в ухе ковырнул четырёхрогий отрок, не подумавший в пути о сем, да уточнить у старших каких-нибудь чертей и синигами не додумавший.
И сердито вначале, потом растерянно смотрел на него человек.
Стемнело уже, как стояли они посреди подметённой, мощённой дороги.
Заурчало внезапно в одном животе. Потом – во втором. Шумно выдохнул рогатый отрок.
«Должен я добить врага моего учителя недобитого или не должен?..»
«Я должен этого мерзкого демона убить или не должен? Он вроде покушаться явился на моего Учителя… – человек вздохнул. – Но он же вроде пока никого не убил?..»
Темнело, шуршал листьями опавшими, разметая по вычищенной части дороги, да по прибранному двору, пронзающий до костей ветер.
Урчало в животе у обоих. Снова.
– Ты это… – носом шмыгнул молодой послушник, да блеснули на него из темноты два глаза золотых, да внезапно озарили светом тусклым пространство шагов на четырнадцать вокруг них, украшая прихрамовый двор сиянием каким-то диковинным, но жутким. – Ну, это… а если мы сейчас поедим, а утром сами у наставника моего спросим, положено ли ему драться вместо твоего наставника с тобой?
– Ну, это… – чёрт юный и мелкий живот потёр. – Так вроде разумно. Тока это… а нашто тебе меня кормить? – прищурился. – Отравить бобовою кашею хочешь? – чуть изогнулись краешки губ. – Или сверху сушённой сельдью-иваси присыпать?
Конец ознакомительного фрагмента.