Вкус к смерти
Шрифт:
— Вообще-то не о чем. Но прежде чем ты уйдешь, я скажу, почему ты оставил свои вещи в свободной комнате. Потому что ты иногда ненавидишь меня, Стив.
Колльер снова вспыхнул:
— Не говори глупостей!
— Разве? Ты же боишься за Дайну. С ней случилось то, чему в обычных условиях нет места в твоем мире. Но все это постоянно существует в моем мире и всегда существовало. И какой-то частью сознания — или подсознания — ты считаешь меня виноватой в том, что произошло с Дайной.
Колльер холодно взглянул на нее.
— Очень странно. — Он помолчал, но вскоре продолжил, не
Говоря это, он побледнел от противоречивых чувств, охвативших его. Слова Модести очень взволновали его, потому что она была права, утверждая, что он в какой-то мере обвиняет ее в случившемся. Правда заключалась и в том, что он всем существом отвергал эту мысль.
— Ты, может быть, прав. Может, я как раз такой человек, от которого лучше держаться подальше, если не хочешь ввязываться в неприятности. — Голос ее стал ледяным. — Но ты только послушай, мой чувствительный и талантливый математик, и посмотрим, сможешь ли ты решить простую задачку. Не я Дайну вовлекла в это дело, верно? Ей пришлось столкнуться с насилием и убийством, и только благодаря Божьей милости в этот момент рядом оказался Вилли Гарвин. Да, да, именно он. И он ее тогда вытащил.
Модести встала и медленно направилась к Колльеру. Она бросала слова ему в лицо, словно острые камешки.
— Они схватили Вилли и едва не разорвали его на куски, помнишь? Один из них собирался и меня пристрелить. Но это все позади. Нам удалось выпутаться из той переделки. Увезти Дайну. А теперь перед нами противник раза в два сильнее, чем мы предполагали, и наши враги снова схватили Дайну.
Она остановилась прямо перед ним, и, несмотря на весь свой гнев, Колльер, как всегда, поразился мягкой женственности ее прекрасного тела.
— Дайна может умереть, — четко произнесла Модести. — Смирись с такой возможностью. Подумай об Вилли. Ему сейчас тяжелее, чем тебе. Если тебе не нравится то, что мы делаем, тогда вали-ка отсюда и найди кого-нибудь получше для такой работенки. Но никогда не смей обвинять меня! Все, иди спать.
Его рука рванулась к ее лицу. В том нервном возбуждении, в котором он находился, он действовал автоматически, и Модести не сомневалась, что именно так оно и будет. Конечно, она могла бы парировать или увернуться от удара. Но она даже не пошевелилась. Звук звонкой пощечины эхом разнесся по комнате. Модести развернулась и пошла к постели.
Колльер издал сдавленный крик. Она почувствовала его руки на своих плечах.
— О, Модести… ну пожалуйста! Господи, прости меня. Я совсем потерял рассудок. Я не хотел… ну пожалуйста…
Обернувшись, она очутилась в его объятиях, потом качнулась назад, и оба они рухнули на кровать.
Дрожа всем телом, он еще пытался что-то сказать. Модести погладила его по щеке и поцелуем заставила замолчать.
— Не надо, Стив, — прошептала она. — Все в порядке, милый. Я, конечно, скотина, но это был единственный способ. Тебе необходимо было разрядиться. Успокойся, дорогой. Вот так. Давай снимем туфли.
Потом Модести обняла его. Его все еще трясло, и он не мог избавиться от напряжения, но чувствовал огромную благодарность к ней за эту неожиданную нежность. Потом пришла буря освобождения, и Стив наконец полностью расслабился. По телу разлился блаженный покой, все мысли куда-то исчезли. Он задышал глубоко и ровно, почти засыпая.
Модести лежала рядом, подтянув одеяло, положив голову ему на грудь и все еще обнимая его.
— Самое время заставить тебя дать мне письменные обязательства, что ты сделаешь из меня порядочную женщину, — прошептала она.
Едва слышным сонным голосом Колльер пробормотал:
— Тащи бумагу и ручку…
Потом вздохнул и погрузился в сон.
Когда Модести проснулась на следующее утро, Колльер сидел на краю постели, куря сигарету. Вид у него был виноватый, но от минувшего напряжения не осталось и следа. Модести подумала, не опасное ли это спокойствие полного отчаяния, но, когда Стив посмотрел на нее и улыбнулся, она с радостью поняла, что с ним произошло именно то, на что она надеялась. Он обрел душевное равновесие, пришел наконец-то в согласие с самим собой. Теперь он мог смотреть вперед без глупого и наивного оптимизма и без всепоглощающего пессимизма, а с ясным чувством действительности и спокойной уверенностью в своих силах. Именно это и является необходимым условием выживания.
Без тени иронии Колльер заметил:
— Я очень признателен тебе за этот благотворительный утренник, прошедший, правда, глубокой ночью. Я был на самом краю срыва.
Модести улыбнулась ему в ответ, встала и накинула пушистый голубой халат.
— А как ты теперь себя чувствуешь, Стив?
Он задумался.
— Кажется, так, как нужно. Немного трудно объяснить.
— Понимаю. — Модести присела на краешек кровати, глядя на него.
Колльер со смущением сказал:
— Ну и печальное же зрелище я представлял из себя минувшей ночью. Ты сможешь это забыть?
Модести покачала головой.
— Не совсем. Это для меня важно. Тебе нужно было немного помочь, и я смогла это сделать. Для человека много значит, когда в нем нуждаются.
Колльер нахмурился.
— Да, но тогда в твоей памяти останется довольно жалкое воспоминание обо мне. Не очень-то красивый образ. Возможно, соответствующий действительности, но не симпатичный.
Все еще улыбаясь, Модести взглянула на него слегка удивленно.
— Да ты и сам толком не знаешь, каким являешься на самом деле, да, дорогой? Может, именно поэтому я и люблю тебя. И конечно, я представляю тебя совершенно иначе.
— И как же?
— Я вижу тебя в кухне коттеджа. Только что на твоих глазах Деликата без труда сорвал стальную решетку, которую едва могли бы поднять шестеро обыкновенных мужчин. Перед тобой хладнокровный убийца. Ты знаешь, что у тебя нет ни малейшего шанса на победу. Но под твоей защитой находится слепая девушка. Ты выталкиваешь ее из кухни, остаешься там наедине с Деликатой, захлопываешь дверь и бросаешься на него, вооруженный только лишь пол-литровой кастрюлей для подогревания молока.