Вкус к убийству. Сборник детективных произведений английских и американских писателей
Шрифт:
Тельма Крамер держалась весьма напряженно.
— Вы мистер Риган?
Я решил рассказать ей про историю с наследством на тот случай, если она еще ничего не знала.
— Миссис Крамер, вам известно, что вы уже не являетесь наследницей вашего супруга?
Кровь отхлынула от ее лица. — Но это… это невозможно. Когда Боб получал свой полис, я знала,что являюсь его наследницей.
— Прошу меня извинить, миссис Крамер, но он изменил завещание. Шесть месяцев назад.
Ее глаза сузились.
— И кто же теперь его
— Мисс Элен Морланд.
— Почему ваша компания не сообщила мне об этом?
— Это не наше дело, миссис Крамер. Завещатель может в любой момент изменить содержание своего завещания, и лишь от него самого зависит, сообщать кому-либо или нет.
Миссис Крамер сжала в руках платок.
— Ей это так просто не сойдет с рук. Я в суд подам!
— Это ваше право, миссис Крамер. А вы знаете мисс Морланд?
Она резко засмеялась.
— Только видела.Более сказать нечего. Не уверена, однако, что она видела меня. Я оказалась лишь помехой, малозначащей помехой. — Помолчав немного, она продолжала: — У Боба были и другие женщины — такой уж он был человек. Но все они оставались лишь мелкими эпизодами в его жизни. Когда же он повстречался с Элен, все оказалось иначе. Это я могу сказать вам определенно. Узнав, кто… сделал… сделал это… с моим мужем, я пошла к ней и попросила оставить его в покое. Я и сама не знала, какую реакцию от нее ожидать. Возможно, какой-то сцены. Но она взглянула на меня… эти странные серые глаза изучали меня несколько секунд, а потом она заявила, что я могу забрать своего мужа домой.
При воспоминании об этом Тельма покраснела.
— Он просто помешался на ней, в то время как ей он был совсем безразличен. По-моему, ей вообще никто не нужен. Сказав мне, чтобы я забирала мужа с собой, она подошла к картине, над которой работала, и забыла о моем существовании. Как будто меня вовсе не было. И я ушла.
— Но ваш муж продолжал встречаться с ней?
— Я ничего не могла с этим поделать… Но я не думаю, что между ними… было что-то. Он даже рассказывал мне о ней. Говорил, что пойдет к ней в студию и будет просто смотреть на нее. Он никогда не знал наверняка, отдает она себе отчет в его присутствии или нет. Тельма задумчиво покачала головой.
— В сущности, ее лицо ничего не выражает. Невозможно понять, счастлива она или нет…
— Насколько я понял, мисс Морланд — художница?
— Вроде бы да. Что-то рисует, но, кажется, никогда не выставлялась и не продавала своих картин. По-моему, она довольно безразлична к живописи. Просто она как будто… как будто ждет чего-то.
— Ждет?
Глаза женщины расширились.
— Сама не знаю, почему так сказала. Но у меня было такое чувство, что она ждет… чего-то.
— Вы, знали, что у вашего мужа слабое сердце?
— Он мне никогда об этом не говорил.
— А как вы думаете, сам он знал об этом?
— Не могу сказать. Последние шесть месяцев — после того, как повстречал ее — Боб болел. Может, это было что-то с сердцем, но не думаю, что только лишь это. Он много пил, хотя ему было нельзя.
— А как вообще ваш муж познакомился с мисс Морланд?
— Их познакомил Питер Нортон, — она сцепила руки. — Мне кажется, ему просто хотелось посмотреть, какое впечатление она произведет на Боба. Почти профессиональная шутка.
— А кто был его доктором?
— Мистер Фаррел. Он принимает в «Брамнер-билдинг».
Я встал.
— Благодарю вас, миссис Крамер, за то, что уделили мне время.
Подъехав к «Брамнер-билдинг», я поднялся в кабинет доктора Фаррела.
— Мистер Фаррел, — предъявив свои полномочия, начал я, — ваш пациент Роберт Крамер, являющийся клиентом нашей компании, скончался три дня назад.
Моему собеседнику на вид было немногим более пятидесяти. Кивнув, он проговорил. — Я слышал. Крамер был моим пациентом около десяти лет. Примерно два с половиной года назад обратил внимание на то, что у него пошаливает сердце. Я обмолвился об этом в разговоре с ним, хотя, конечно, старался не тревожить его. Порекомендовал обычные в подобных случаях распорядок дня, режим и диету. Когда я увидел его шесть месяцев спустя, состояние его здоровья явно ухудшилось. Иначе говоря, он был явно не в себе, потерял силы. На этот раз я уже весьма категорично посоветовал ему поберечься. Как видно, он не последовал моему совету.
— Его жена говорит, что он ничего не рассказывал ей про то, что у него не в порядке с сердцем.
— Наверное, не хотел огорчать ее.
— Да, пожалуй, так оно и было.
Поблагодарив доктора, я попрощался и поехал на Брэйнард-стрит, к дому 231. Это был четырехэтажный кирпичный дом, окруженный аналогичными строениями.
Сидя в машине, я закурил сигарету, а когда наконец покончил с ней, поднялся на самый верх, туда, где располагалась студия художника.
Действительно, у Элен Морланд были серые глаза, которые без всякого выражения взирали на меня все то время, пока я объяснял ей, зачем вообще пришел.
— Вы знали, что у Крамера больное сердце?
Ее губам хотелось произнести «нет», но затем она на мгновение помрачнела, и, бросив на меня быстрый взгляд, сказала:
— Да, он говорил мне.
— Вам известно, что вы являетесь наследницей Крамера?
Она направилась к мольберту.
— Да.
В общем-то меня это не касалось, но не мог удержаться от вопроса:
— Откуда?
Она взяла кисть и проведа одну-единственную линию.
— Говорил, что любит меня. У него не было денег, но все же ему хотелось что-то оставить мне.
— Он отдавал вам свою жизнь.
Она сделала еще мазок и сразу отошла от мольберта.
Я стал осматривать комнату. Повсюду стояли картины — законченные, незавершенные, но все они выглядели так, будто о них забыли в тот момент, когда сняли с мольберта. Кое-где была натура, но чаще всего просто мазки — вверх-вниз — словно указывавшие на то, что давший им жизнь художник в минуту творения думал о чем угодно, только не о них.