Вкус пепла
Шрифт:
– Простите, не поможете? Что это за слово? – следователь протянул протокол чекисту. – Пре… При…
Указательный палец Озеровского ткнул в написанное. Демьян Федорович присмотрелся.
– Предупредительный выстрел. Шматко так сказал. Фролов сделал, после чего Канегиссер сдался.
– Понятно. – Аристарх Викентьевич едва сдержал недовольный выдох. – Фролов и Сингайло подтверждают слова Шматко?
– Сингайло ничего не видел, оставался внизу. Вместе с Андрушкевичем.
– А Фролов?
– Фролов подтвердил. А чего не подтвердить? Взяли, арестовали, вся недолга. А что не нравится?
– Да как вам сказать… – следователь аккуратно вернул листы на стол, после чего, по старой привычке заложив руки за спину, стоя
– Кто? Жильцы? – Доронин потер рукой щетину на щеке. – Какие жильцы? Вы что, опрашивали жильцов?
– Пришлось, – следователь пожал плечами. – Признаться, не думал этого делать, но так вышло, – осторожно добавил Аристарх Викентьевич.
– Вы зачем туда поехали? – Отставной матрос тут же мысленно увидел перед собой Яковлеву, услышал ее крик: «Ты каким местом думаешь, Доронин?» Отчего не смог сдержать эмоции. – Вы для чего туда вернулись? Что вы там вынюхивали? Что было непонятного, что вас потянуло на Миллионную? Не верите нашим товарищам?
– Простите, – поначалу голос старого следователя дрогнул, но потом в нем неожиданно зазвучали мужественные нотки, – я не вынюхивал! Хоть нас в незапамятные времена и называли «легавыми», и тем не менее… А искал я доказательства вины убийцы товарища Урицкого. По личному распоряжению господина Бокия! И если вы считаете расследование уголовного преступления вынюхиванием… Можете прямо сейчас закрыть дело.
Доронин несколько раз сжал и разжал кулаки. Полегчало. И с чего он накинулся на старика? Только с того, что на него самого наорала истеричка? Так ежели каждая баба будет вот так кипятком шпарить, то и житья не станет.
Демьян Федорович хмыкнул, слегка улыбнулся, ощерив практически беззубый рот:
– Обиделись? Напрасно. Простите, не сдержался. День сегодня такой… Неудачный. Так что вас насторожило? Или это слово тоже неприятно?
– Да нет. – Озеровский снова заговорил тихо, с придыханием. – Вы только что правильно заметили. Потянуло. Я вот сам себе задал вопрос: почему убийцу товарища Урицкого сразу после совершенного преступления потянуло именно на Миллионную? Именно в тот дом? Может, он там проживал? Ответ отрицательный. Канегиссер проживает в Саперном переулке, вместе с родителями. Кстати, довольно известная, зажиточная семья.
– Их уже арестовали.
Озеровский вздрогнул. Такого шага от ЧК он не ожидал.
– Думаю, напрасно вы так поступили, Демьян Федорович.
– Так поступил не я, а комендант Шатов. Нам только доложили. А что не так?
Озеровский нахмурился: еще одна странность. Не слишком ли много на одно по большому счету банальное уголовное дело?
– Семья преступника к нашему делу не имеет никакого отношения. Впрочем, – тут же быстро продолжил сыщик, – возвратимся к интересующим нас вопросам. А может, на Миллионной, в том доме, в той квартире, куда забежал Канегиссер, проживают друзья убийцы? Снова ответ отрицательный. Я прошел по соседям. Никто и никогда в том доме Леонида Канегиссера не видел. По крайней мере никто в том не признался.
– Могли соврать, – вставил аргумент Доронин.
– Могли, – согласился Аристарх Викентьевич, – только, думаю, вряд ли. Если Канегиссер заранее рассчитывал скрыться именно в этом доме, и если он с кем-то находился в сговоре, те должны были ему помочь, приготовить пути к отступлению. Потому как не в интересах сообщников арест убийцы. Проще либо впустить преступника, закрыв за ним дверь, а потом вывести из квартиры через черный ход или чердак. На крайний случай окно, а там по крышам в соседние дворы, а то и на соседний квартал. Либо убить на месте. В виде самообороны. И этим обрезать все следы. В
– Думаете, убийца вбежал в дом случайно?
Следователь задумчиво покачал седой головой.
– Вот этого-то я и не думаю. На данной версии настаивает сам преступник. Что крайне подозрительно. Имеется один момент, на который я бы хотел обратить ваше внимание. – Озеровский перелистал лежащие на столе и уже изученные им ранее бумаги, извлек один из исписанных листов, поднес к глазам. – Вот, послушайте, что говорит Канегиссер во время допроса, который вел комендант Шатов. «Я, бывший юнкер Михайловского артиллерийского училища, студент Политехнического института, 4-го курса, принимал участие в революционном движении с 1915 г., примыкая к народным социалистическим группам. Февральская революция застигла меня …» Это пропустим. Дальше. «Утром 30 августа, в 10 часов, я отправился на Марсово поле, где взял напрокат велосипед и направился на нем на Дворцовую площадь, к помещению Комиссариата внутренних дел. В залог за велосипед я оставил 500 руб.». – Озеровский оторвал взгляд от документа. – Здесь мы имеем подтверждение. Далее: «Деньги эти я достал, продав кое-какие вещи. К Комиссариату внутренних дел я подъехал в 10.30 утра. Оставив велосипед снаружи, я вошел в подъезд и, присев на стул, стал дожидаться приезда Урицкого. Около 11 часов утра он подъехал на автомобиле. Пропустив его мимо себя, я поднялся со стула и произвел в него один выстрел, целясь в голову, из револьвера системы «Кольт» (револьвер этот находился у меня уже около 3 месяцев). Урицкий упал, а я выскочил на улицу, сел на велосипед и бросился через площадь на набережную Невы до Мошкова переулка и через переулок на Миллионную улицу, где вбежал во двор дома № 17 и, вбежав в подъезд, бросился в первую попавшуюся дверь. Ворвавшись в комнату, я схватил с вешалки пальто и, переодевшись в него, выбежал на парадную лестницу, где и был схвачен. Протокол был мне прочитан. Запись признаю правильной». – Озеровский аккуратно положил протокол на стол. – А теперь о том самом моменте, который мне не по душе. По какой причине убийца решил покинуть дом по парадной лестнице? Он что, не понимал, что его обязательно будут ждать и с черного, и с парадного хода? Повторюсь: намного проще и понятнее сделать попытку уйти по крышам, через окно. – Озеровский глянул на матроса сонными, уставшими глазами. – К тому же, обратите внимание, во время первого допроса Канегиссер ни словом не упоминает о шинели Сингайло. Почему? Запамятовал? Растерялся? Или злую шутку сыграла паника?
– Паника?
Доронин хмыкнул, протянул руку, поднял со стола только что зачитанный протокол допроса, медленно, по слогам, прочитал еще один фрагмент:
– «Мысль об убийстве Урицкого возникла у меня только тогда, когда в печати появились сведения о массовых расстрелах, под которыми имелись подписи Урицкого и Иосилевича. Урицкого я знал в лицо. Узнав из газеты о часах приема Урицкого, я решил убить его и выбрал для этого день его приема в Комиссариате внутренних дел – пятницу, 30 августа». – Демьян Федорович провел рукой по небритой щеке. – Как вам это? Тут никакой паникой не должно пахнуть. Десять дней ждал, мститель хренов. Контра недобитая…
– Какие десять дней? – не понял Аристарх Викентьевич.
– Так вот же, написано. – Доронин тряхнул листком. – Возникла мысль, когда прочитал газеты о массовых расстрелах за подписью Урицкого. А такой указ был один, десять дней тому назад.
Озеровский нахмурился: вот это да! А ведь точно, последний расстрельный приказ был опубликован 22 августа. А он сей факт во внимание не принял. Вот тебе и матрос…
Демьян Федорович кинул лист на стол, криво ухмыльнулся:
– Массовые расстрелы. Двадцать человек. Тьфу, ерунда. Знал бы сопляк, что такое массовые расстрелы? Или вы тоже считаете, будто двадцать контриков – это масса? Молчите? Значит, поддерживаете.