Вкус ранней клубники
Шрифт:
— А так похоже?
Сержантик покраснел и ещё раз украдкой оглядел мою фигуру и мини-юбку. Прикинул по документам мой возраст и никак не мог подогнать его под оригинал. И, надо сказать, в его взгляде я прочла неодобрение тому, что я вырядилась, как молодая! Но я не обиделась и посмотрела на него почти с материнской улыбкой: Молодая, не молодая, но ты купился!
Если уж на то пошло, между нами всего лет восемь разницы в возрасте, и этот провинциал не знает, что сейчас моден куда больший разрыв между мужчиной и женщиной.
Только вот стала бы я встречаться с двенадцатилетним мальчиком?.. Старая пошлячка!
Молодой гаишник со вздохом вернул мне документы, забыв даже высказать замечание за быструю езду.
Теперь я ехала аккуратно, как на экзамене. Переодеваться только ради того, чтобы соответствовать фотографии на документах мне не хотелось. Не могу отказать себе в удовольствии разыграть собственного мужа.
Недавно я прочла статью одного ученого, который описывал невероятные случаи излечения людей от самых серьезных болезней при помощи смеха и хорошего настроения. Пусть и Артем посмеется!
Я полна уверенности, что теперь между нами все будет хорошо и больше не останется никаких недомолвок. А насчет того, что он мне изменял… Лилии он говорил, что этого не было. А мне — полностью противоположное. Что ж, придется принять это мое знание как наказание за недостойные мысли и попытку измены…
Дело не в моей боязни одиночества или того, что я сама не сумею воспитать наших детей. Дело в том, что я вдруг поняла: уйдет Артем, и другого такого мужчины у меня больше не будет. Моего мужчины. Любимого. Единственного.
Но чего вдруг я стала настраиваться на разлуку. Надо бороться за свое счастье!
Глава шестнадцатая
В приемном отделении меня встретила та же Шура. По её отстраненно-холодному взгляду я поняла: она меня не узнала!
Можно было бы вообще так и играть до конца эту роль роковой юной блондинки — ведь местные врачи не поняли бы жену, которая бросила истекающего кровью мужа и уехала.
— Девушка, вам кого?
— Я приехала к раненому Решетняку.
— Мы пропускаем только близких родственников.
Елки зеленые! Ну и порядки пошли в сельских больницах! Уж если и здесь ввели пропускную систему!.. Еще не хватало, чтобы Шура потребовала у меня документы.
— Ни фига себе! — "юным" голосом капризно проговорила я. — Звонят, я еду в такую даль, а теперь меня ещё и не пускают.
— Вы — сестра больного?
— Я — его жена.
Отчего-то мое известие так ошеломило Шуру, что у меня появилась надежда: документы показывать не придется. Она быстро ушла куда-то, бросив мне на ходу:
— Минуточку!
Интересно, какой она представляла себе жену Артема? Хуже? Лучше? Старше?
Шура вернулась и почти скороговоркой проговорила:
— Всеволод Илларионович — лечащий врач вашего мужа и главврач больницы — попросил вас прежде пройти к нему. Его кабинет — налево по коридору.
У кабинета главврача меня неожиданно охватила робость. Вдруг операция Артема прошла вовсе не так успешно, как мне рассказывали? И сейчас врач скажет мне что-нибудь страшное… Иначе, зачем ещё я ему понадобилась?!
Определенно, в последнее время со мной происходит что-то неладное. То в самую трудную минуту я становлюсь спокойной как слон, то ни с того, ни с сего начинаю трястись, как в лихорадке. Чего мне бояться какого-то главврача?!
Сжав зубы, я заставила себя поднять руку и решительно постучать.
— Входите!
При виде меня Всеволод Илларионович — наверное, он здесь один такой: значительный, импозантный — поднялся и вышел из-за стола. Это был тот самый врач, который воспринял меня как любовницу Артема. По крайней мере, я его отношение к себе так поняла.
Он подошел поближе, оглядел, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться и довольно покивал головой.
— Значит, это все-таки вы!
Пришлось согласиться, что я — это я. И снять темные очки, чего при Шуре я не стала делать.
— Я хотела бы объясниться, — робко начала я.
— Не надо, — сказал он.
— Но вы можете подумать, что я бросила истекающего кровью мужа на чужих людей…
— Для настоящей медицины нет чужих и своих, все больные — просто пациенты.
— В идеале.
— Пусть будет, в идеале, — согласился он. — Но а сейчас-то переодевание зачем?
— Хочу мужа порадовать.
— Что ж, это ему не помешает. Кажется, он заскучал, не успев прийти в себя. И я его понимаю.
— Зато я не понимаю, — не выдержала я, — что вы можете понимать, не зная, что с нами случилось.
Вот это я накрутила! Но меня возмутила самоуверенность врача. Он не захотел даже выслушать моих объяснений.
— Почему же, не знаю. Лев Гаврилович мой хороший приятель. Вообще-то свои служебные тайны он со мной не обсуждает, но если случается что-то неординарное и в чем нет большого секрета, рассказывает. И временами он даже позволяет мне пофантазировать, выдвигать свои версии того или иного происшествия. Вы ведь знаете, о ком я говорю?
— О Могильном, — кивнула я.
— Несмотря на свою зловещую фамилию, Лев — очень оптимистичный человек… Минуточку, а то я забуду!
Всеволод Илларионович вернулся к своему столу, открыл ящик и достал из него пачку денег.
— Вот, возьмите, — сказал он. — Я заплатил из них медсестре, чтобы она просидела ночь у постели вашего мужа. У нас как-то принято, чтобы это делали близкие родственники… Нет в штате сиделок! Есть две ночные медсестры, но им некогда сидеть всю ночь возле кого-то одного!