Вкус ранней клубники
Шрифт:
— Ты что же, вроде, от милиции скрываешься? — обеспокоился Артем.
— Теперь уже нет. С долгами я рассчиталась. Если же у нас отберут наши деньги, все равно с голоду не умрем.
— Чего это их должны отбирать? — возмутился муж.
— Это я так, к примеру.
— А это твое мини — сжечь! — проговорил он вроде ни с того, ни с сего.
— Да ты знаешь, сколько оно стоит? Ты столько не зарабатываешь.
— Гражданка Решетняк, не хамите мужу.
— Не опережай события, — невесело пошутила я, — чувствую, мне ещё предстоит терпеть
— Тогда мне нельзя здесь залеживаться! — Артем даже попытался встать.
— Лежи, горе мое! Ничего криминального, говорят, за мной нет. У Таньки милиционер знакомый, он узнавал…
Муж с подозрением посмотрел на меня.
— Белка, что ты успела натворить? Рассказывай все, как было, и не вздумай утаивать под предлогом, что меня нельзя волновать.
Я подтащила стул, на котором сидела, ближе к кровати и легонько прижалась к здоровому Темкиному плечу, чтобы в четвертый раз живописать произошедшие со мной события. С той лишь разницей, что рассказывать пришлось не обо всем, потому что Артем сам был очевидцем многих событий.
— Тебя санитарки перед тем на носилки положили и унесли, а я взглянула в окно — мамочки, они уже к крыльцу подходят!..
Кажется, он облегченно вздохнул лишь тогда, когда я рассказала об аварии, происшедшей на виадуке.
— А я ещё удивился, что они на этой девятке, по твоим словам, мчались, как на пожар. Я же их прицепом так саданул! Небось, и кузов треснул. На такой машине куда-то ехать… На что только не идут люди ради денег!
— Может, не только ради денег, — задумчиво проговорила я. — Говорили, Рафик этот больно самолюбивый. А согласиться с тем, что его перехитрила женщина, было, по-видимому, выше его сил…
— А в итоге — четыре трупа!
Я не стала уточнять, что, возможно, и пять. Мне самой не хотелось так думать.
— Если бы ты знала, каких кошмаров насмотрелся я в своих наркозных видениях. До сих пор не верится, что ты жива… Все рассказала? Давай, выкладывай, во мне уже достаточно физраствора, чтобы перенести без риска для здоровья любое сообщение.
Он вроде посмеивался, но ждал недосказанного. Так было всегда — я и прежде никогда не могла обмануть Артема, что-то утаить от него. Правда, он не знает, сколько этого недосказанного теперь.
Например, я ничего не стала говорить ему о планах Лилии поехать в тот самый город и разобраться с Валерией. Расскажу как-нибудь потом. Вряд ли это её намерение серьезно. Скорее всего, пьяный кураж. Поедет она разбираться! Но теперь наверняка Артем станет считать своим долгом опекать Лилию, как жену покойного друга. И с её подачи вполне может ввязаться в какой-нибудь криминал…
И про Стопа пока ничего рассказывать не буду. Если это дело не всплывет. Я почему-то убеждена, что Артем начнет и здесь предпринимать какие-то шаги, чтобы обезопасить на будущее мою репутацию, и поневоле сыграет роль камня, от которого по воде пойдут совершенно ненужные для дела круги…
— Понимаешь, — вздохнула я, — мне пришлось поцеловаться с одним человеком…
— Как, опять? — он слегка отстранился, чтобы заглянуть в мои глаза, но по тону понял, что этот мой проступок не заслуживает особого внимания. — Что же это делается? Прямо не жена, а какая-то поцелуйная нимфоманка! Создается впечатление, что это моя недоработка. А, значит, мне за неё и отвечать. Подробности сообщишь или мне придется самому догадываться?
Он без улыбки выслушал мой смущенный лепет.
— Значит, под Мало-Степанцом вас не останавливали?
Подумать только, этот город какой-то роковой для меня. Вот теперь и Артем за него зацепился.
— Не останавливали.
— Понятно. Следовательно, имел место всего один поцелуй? Учти, Решетняк, я тебя прощаю, но чтобы это было в последний раз!
— Обещаю. Я больше не буду! Никогда! Ни с кем! Целоваться!
Для убедительности я даже приложила руку к сердцу.
— Кроме меня, — уточнил он. — Попробую тебе поверить…
Муж обнял меня здоровой рукой, и некоторое время мы молчали, наслаждаясь удивительной атмосферой близости, которая вливалась в наши истосковавшиеся друг без друга души.
Потом муж опять от меня слегка отстранился.
— Не забудь, — прикид сжечь. В крайнем случае, подарить какой-нибудь школьнице.
— Вот заладил! Сам же только что говорил, что лишь благодаря ему вспомнил про мои бесподобные ноги.
— Давай тогда с тобой на что-нибудь сменяемся?
Над этим вопросом стоило подумать.
— Хорошо, я ставлю на кон свою фирменную одежку. А ты чем ответишь?
— Всем, что пожелаешь.
— А ты поступишь в институт.
— Это неравноценный обмен. В корне менять свою жизнь. Я уже все перезабыл, а ты предлагаешь опять садиться за учебники?
— Хорошо, добавлю ребенка.
— В каком смысле?
Кажется, Артем даже боялся поверить, так ли он меня понял?
— В том смысле, что если ты поступишь в институт, я соглашусь родить ещё одного ребенка.
— Белка, это правда? — забывшись, он вскинулся, и тут же со стоном упал на подушку. — Ты же не станешь разыгрывать старого и больного человека?
— Не стану. Только условие — никаких разговоров о том, что надо будет содержать детей, потому учебу придется отложить. Надо будет — не спорю, но я уже говорила с главным: я смогу брать работу на дом…
Опять меня несло! Ни о чем таком я с главным не говорила. Просто надеялась, что он позволить мне уйти в декрет на таких условиях. И о ребенке я заговорила, зная, что муж втайне мечтает об этом.
В наступившей вдруг тишине стало слышно, как в коридоре кто-то зубрил английские числительные.
— Ван, ту… файф, секс…
— Сикс, — поправил другой голос.
— Секс, — нерешительно повторил зубрила.
— Сикс! Только о сексе и думаешь!
Не выдержав, я расхохоталась. Артем тоже улыбнулся.