Вкус вишнёвой лжи. Книга 2
Шрифт:
— Потому что, — тяну со всей силы, наконец-то отбираю одеяло, и Ольханская остаётся без защиты. — Потому что ты припёрлась бухая со своей подругой посреди ночи, вот почему. О чём ты вообще думала?
Ира обнимает свои ноги руками, пытается натянуть на колени мою футболку. На её непонимающий взгляд я уже тише отвечаю.
— Ты заблевала всю одежду, — всё-таки бросаю ей одеяло, а то разноется ещё тут. Мне её ночных рыданий хватило, чуть не сдох.
Она шумно вздыхает, осторожно притягивает к себе одеяло, утыкается в него лицом и со всей дури орёт. Затем
— Ничего не помню. Хотя нет… Отрывками.
— Ну, ещё бы. Не умеешь пить, не берись.
— А где Аня? — смущается она.
— Домой уехала.
Ира стыдливо утыкается в подушку, видимо, вспоминает всё, что вчера творила и говорила по пьяни, а уж болтала она без умолку что не попадя. Чувствую, от всего этого у меня будет не только очередная головная боль, но и куча других проблем.
— Короче, делай что хочешь, а я спать. Я и так твоё нытьё пол ночи слушал, — не обратив внимания на девушку, я забираюсь в постель и отбираю почти всё одеяло.
Ира не причитает. Лежит рядом и украдкой смотрит на меня, словно думает, что я не замечу. Но я действительно чертовски устал, поэтому мне уже всё равно, что она собирается делать. Завтракать, принимать ванну, просто уйти.
— Мне ещё ни разу не было так стыдно, больше никогда не буду пить, — бормочет Ира.
Я тихо смеюсь, понимая, что в моей жизни такие мысли были достаточно часто, вот только пить это меня до сих пор не остановило.
— Все так говорят…
Она продолжает смотреть на меня, и я борюсь с диким желанием дотронуться до её щеки и убрать непослушную прядь волос за ушко. Но для этого у меня нет сил, а уж прав тем более. Ира здесь, снова в моей постели. Смотрит своими карими глазами похожими на маленькие бездны, и, кажется, совершенно не собирается уходить.
Я хочу поцеловать её, и уже даже решаюсь на это, но Ольханская словно чувствует мой порыв и ещё больше зарывается в подушку, прячась от меня. Это так мило и так печально одновременно, и я понятия не имею, как на это стоит реагировать.
— Ты многое рассказала своей Ане, — когда я говорю это, Ира одним глазом смотрит на меня, остальную часть лица пряча в подушку. — Готовься, что о нас скоро узнает Стас.
— Я… Я не рассказывала ей про наш секс, — неуверенно бормочет девушка.
— Да ну?
Она молчит, немного надувает губы. Сама уже ни в чём не уверена.
— Думаешь, он простит тебя? Нас? — зачем-то спрашиваю я.
Ира пожимает плечом, не смотрит на меня. Ей требуется много времени на озвучивание наших общих мыслей.
— Нет. Не простит, — говорит Ольханская. — Меня уж точно.
— А если простит? Если будет возможность вернуться к нему, вернёшься?
Сердце пропускает удар, и я мысленно ругаю себя за столь нетактичные и глупые вопросы. На что я всё ещё надеюсь? Если уж Стас со своими деньгами не смог дать Ире то, чего она заслуживает, то я с грёбанной работой мента вряд ли способен на что-то большее.
— Не знаю, — осекается. — Не знаю, смогу ли простить ему вранье про бабушку. Мне кажется, в итоге мы так и не сможем друг друга простить, —
Поживём, увидим…
Конечно.
Всё-таки не выдержав её взгляда, я поворачиваюсь к ней спиной. И, когда уже практически засыпаю со всеми своими тревожными и упрекающими мыслями, чувствую, как девушка пододвигается чуть ближе и осторожно обнимает меня со спины.
— Спасибо, — шепчет на ухо, и это последнее, что я успеваю уловить перед провалом в сон помимо её обжигающего тела и щекочущего плечи дыхания.
Ложь 69. Ира
«Ложь стала естественной, как воздух. Правда сделалась исключительной, парадоксальной, остроумной, таинственной, поэтической, из ряда вон выходящей». Александр Валентинович Вампилов
Луна — Free Love
Ложь 69. Ира
Костя засыпает быстро: он измотан и выглядит дьявольски уставшим. Синяки под глазами, лицо осунувшееся и даже сейчас напряжённое. Брови тревожно сдвинуты, губы чуть приоткрыты, изо рта вырывается тихий храп, будто голос из подсознания, пытающийся что-то до меня донести. Видимо, сном парень балуется редко.
Приятный запах одеколона окутывает меня подобно липким щупальцам дурманящего хищника — я всё ещё лежу рядом с Назаровым, осторожно обнимая его рукой и утыкаясь носом в его плечо. Шея сгорела на солнце, и покрасневшая кожа виднеется над воротом чёрной футболки, непривычно-короткие светло-русые волосы почему-то напоминают свежескошенную газонокосилкой траву.
Меня не должно быть здесь. Где угодно, но только не здесь. И уж тем более не в такой близости от вязкого прошлого, затягивающего в своё смертельное болото.
Кошки скребутся. Как любила говорить моя бабушка: «Тяжко как-то на душе. Болит почему-то, стонет, родная». А потом её минуты прояснения проходили, и она снова забывала обо всём на свете, крове любимых сериалов. Мне кажется, каждая серия для неё была новая, вырванная из середины, словно пропускаешь несколько последних часов, а потом не понимаешь, что вообще происходит. У неё вся жизнь состояла из вырванных теле серий.
Я закрываю глаза и думаю о Стасе. На мгновение представляю его рядом с собой, спящего и не знающего никаких проблем. Мы могли бы сейчас быть далеко-далеко отсюда, где-нибудь в другом городе или, возможно, даже в другой стране, но вместо этого мы теперь по разные стороны баррикад.
«Я не могу бросить компанию», — вертится в голове, и сердце больно сжимается.
Запах одурманивает, и я шумно втягиваю в себя воздух, загоняя обратно слёзы. Я и так все последние дни только и делаю, что реву. Хватит! Даже не думай, Ира! Перестань быть такой тряпкой. Ты всегда справлялась со всем сама, тебе никто не помогал. Просто возьми себя в руки и сделай это.
И я делаю, вот только вместо покорения вершин мира я засыпаю, а просыпаюсь почему-то в крепких объятиях Назарова. Он всё ещё спит, но уже лицом ко мне, а я свернулась клубочком у него под боком, не обращая внимания на тяжесть его руки.