Шрифт:
Ложь 1. Костя
«Все истинно — и все ложно!» (Оноре де Бальзак. Шагреневая кожа)
Apashe — I'm A Dragon
Ложь 1. Костя
Драка всегда начинается неожиданно. Вот ты спокойно с кем-то разговариваешь, а вот харя собеседника превращается в кусок мяса. Кровища пропитывает снег, сбиваются костяшки, выбитые зубы теряются под ногами. Адреналин перекрывает кислород, мозги отключаются, есть только ты и твои противники. А ещё злость, ненависть, задетое самолюбие и жажда убивать.
Причин может быть много. Косой взгляд, оскорбление, резкое
И правил у них нет.
— Заходи сзади!
Сегодня морозно. Лёгкие горят, кислорода не хватает. Хочется вдохнуть полной грудью, но нет времени — один из отморозков заходит со спиты и хватает меня за куртку. Оборачиваюсь, с размаху заезжаю чуваку в челюсть кастетом. Бедняга заваливается в сугроб.
Их пятеро. Я один. В этот раз всё началось не по моей вине. Ну… Практически.
— Сука, — с рыком оборачиваюсь, сплёвываю, осматриваю парней.
Один валяется в стороне, кажись, со сломанной рукой, второй позади. Осталось трое.
— Тебе хана, Костян, — на выдохе хрипит один из них.
Всё вокруг кружится, адреналин зашкаливает, губа саднит, а под глазом, скорее всего, вскочит фонарь. Похер. Не успокоюсь, пока не добью этих мразей.
На меня наваливаются сзади, и я падаю на колени. Остальные как по команде бросаются вперёд: меня пинают в грудь, от перелома рёбер спасает лишь куртка. Пока пытаюсь вырваться из захвата, очередной удар приходится в челюсть, дальше в нос и по почкам. Заваливаюсь на землю и группируюсь. Меня пинают ногами — чей-то ботинок заезжает по лицу, и, когда я понимаю, что выбраться из положения будет чертовский проблематично, решаю воспользоваться козырем.
Всё происходит машинально: я достаю из внутреннего кармана пистолет и нажимаю на курок. Выстрел оглушает даже меня. Пацаны отшатываются в разные стороны: кто заваливается в сугроб, кто умудряется слиться за гаражи.
— Стоять!!! — кричу я, рывком поднимаясь на ноги. В ушах звенит, выстрел дезориентирует. Один из них пытается драпануть, но я снова стреляю. — Я сказал, замерли на месте, твари!
— Костян, ты че? — зырит во все глаза.
Нервно направляю оружие то на одного, то на другого. Их осталось двое — остальные успели ливнуть, последний валяется в сугробе без сознания.
— Стоять, — повторяю уже тише.
Перевожу дыхание, делаю небольшой шаг вперёд, почти оступаюсь на кочке, но не падаю. Куртка порвалась в драке, змейка слетела, шапка вообще затерялась в сугробе, и вряд ли я смогу её найти. Но это мелочи, мне не привыкать.
— Убери ствол, — пятится парень, готовый стартануть при любой возможности. — Костян…
— Завались, блять, — постепенно успокаиваюсь, но пушку не убираю. — Какого хуя? Чё… — нога вязнет в сугробе, и пацан нервно дёргается, наверное, боясь, что я случайно пристрелю его. — Совсем страх потеряли, уроды? — перевожу оружие на второго.
Тот, что в сугробе, начинает шевелиться, и я мельком смотрю в его сторону.
— Назар, спокойнее, — поднимает руки Дрон, когда я перевожу на него ствол. — Нам заплатили, усёк? Мы бы никогда…
— Кто? — рычу на него.
В
— Не ебу, блатные какие-то, не с нашего района, — на выдохе сознаётся. — Просили припугнуть. Мы, это… не ради бабла. Нас заставили…
— Я тя умоляю, — сплёвываю, оставляя на снегу кровавые слюни. — Есть инфа, че за перцы?
Трясёт головой, смотря на меня исподлобья как побитая шавка. Морщусь, неопределённо взмахивая рукой с пистолетом.
— Могу узнать! — тут же взвизгивает. — Пробью у пацанов, может, кто в курсе.
— Умничка, — криво улыбаюсь. — Я буду очень ждать, — шмыгаю носом. — Валите на хер, пидоры. Ещё раз нарвётесь, пристрелю.
Не опускаю пистолет, пока пацаны не забирают покалеченного дружка и не сваливают восвояси, только после этого прячу оружие во внутренний карман куртки и кое-как застёгиваюсь. Бегло осматриваюсь по сторонам, но шапки так и не нахожу.
Прелестно.
Надо валить, а то мало ли, какой-нибудь дебил мусоров вызвать успел. Попасться с незарегистрированным стволом хочется в последнюю очередь.
Итак, что я имею?
Какие-то уроды натравили на меня местную шайку, надеясь припугнуть. Не получилось. Более того, теперь не успокоюсь, пока не выйду на заказчиков. Умолял меня Стасян не влезать в неприятности, но те сами меня находят.
Кстати, о Стасе. Я, быть может, не гений, но в байку про «каникулы за границей» не верю. Заныкался он куда-то после всей этой херни с родоками и не высовывается. Обидно, что мне ничего не сказал, даже не позвонил. Я такой, значит, смотрю телик, а там по новостям «погиб Артём Скворецкий, а его отец в коме». Как дебил самый последний узнаю обо всём. Звоню Стасу, а он трубу не берёт. Пишет, мол, ливнул за границу, вернётся, наберёт. Ирка тоже темнит, по любому в курсах. А с его бывшей-шлюхой даже связываться не хочу.
Ну, ладно-ладно. Надумает, сам покажется.
До дома добираюсь только спустя часа два. Приходится тащиться по морозу через все подворотни, лишь бы не спалили мою бомжацкую физиономию. К счастью, зима. Темнеет быстро. Но это единственный плюс: к тому моменту, как я переступаю порог квартиры, коченею окончательно. Без шапки в порванной куртке бродить по закоулкам Москвы не самое приятное, что может случиться в этой жизни.
— Ма, это я! — предупреждаю о своём появлении, а то мало ли, инфаркт от страха схлопочет.
Она у меня такая, дикая в последнее время. Не то что из дома не выходит, так теперь из комнаты даже не высовывается. Надо что-то с этим делать.
Скидываю ботинки, куртку, пистолет прячу за пазуху, шумно вздыхаю. Сейчас бы пятьдесят грамм для согрева, но придётся обойтись чаем.
— Костик, это ты?
Дверь комнаты чуть приоткрывается, и я вижу одичалую физиономию матери. Подобно боязливому коту прячется там у себя под кроватью и раздражает только сильнее. Я понимаю, что у неё стресс, болезнь и прочая херь, которую доктор выявил, но у меня в последнее время нет сил терпеть её заскоки. Столько лет прошло после аварии, а лучше ей не становится.