Владигор
Шрифт:
Откусив хороший шмат мяса от бараньей лопатки, Филимон быстренько, почти не разжевывая, проглотил его и продолжил:
— Так вот, говорю, влияние Ареса при дворце растет с каждым днем, поскольку челядь раньше других подлинную власть чувствует. Правда, пока ничего серьезного колдун, по-моему, не предпринимал. По мере возможностей исправляет те глупости, которые князь успел натворить: заставил его сполна рассчитаться с наемниками и служилыми людьми, велел малые посольства снарядить в Ильмер и Венедию, ну и прочее в этом роде. В одной из комнат, что ему отведены, понаставил разных сосудов, отдельную печь приказал выложить
— Ну и что же у него получается? — насторожился Белун.
— Да ничего особенного, я так думаю. Очень много черного дыма и копоти, иногда вспыхивает что-то… Одни забавы!
— В следующий раз прихвати мне тех порошков, которые он изготовил, и копоти соскобли с коготок. Проверить нужно…
— Будет сделано, хозяин.
— А про Владия слышал их разговоры?
— Не без этого. По настоянию Ареса князь Климога по городам и селеньям всем своим соглядатаям приказ дал искать самозванцев, посулил награду за поимку. Пока награду ту никто не получил, хотя желающих среди отребья всякого предостаточно. Колдун постоянно Климоге напоминает, что главное для них — княжича изловить. Климога сердится, говорит, будто его люди давно бы мальчишку нашли, если б жив был. Однако, похоже, какой-то след или зацепочка у колдуна имеется, поскольку он вдруг велел особо прощупать всех, кто на берегах Чурань-реки живет, и начал проявлять большой интерес к речным разбойникам.
После этих слов чародей глубоко задумался. Ведь если Черный колдун догадался о том, кем на самом деле был колченогий мужик из корчмы, то отыскать княжича рано или поздно он сумеет. Конечно, речных разбойников за здорово живешь не обломать, да иные из них больно до злата-серебра охочи. Нужных найдет, кто про Владия знает, одного-другого перекупит — сами ему княжича доставят. Эх, не подсказать, не посоветовать Владию, что беда близко! Был бы заветный перстень с голубым аметистом при княжиче, может, не так тревожно было бы сейчас старику чародею. Но либо потерял его Владий, либо убрал куда от себя подальше, только молчит перстень, не слышно давно его голоса… И ничего не поделаешь здесь, вновь приходится на Перуна уповать и на добрых людей надеяться.
Отогнав тяжелые мысли, Белун вернулся к расспросам о делах Ареса и Климоги. Солнце уже над горами взошло и лучи его дальний лес озарили, когда чародей, выяснив все подробности у своего разведчика (у того от усталости, от долгого ли рассказа, от вина ли выпитого даже язык заплетаться стал), наконец поднялся с кресла и сказал:
— Молодец, Филимон. Спасибо тебе за службу. Сейчас поешь, попей, отдыхать иди. Ночью вновь тебе путь дальний.
— Эт-т куда еще, хозяин лас-сковый? — вскинулся Филимон. — Разве нельзя хотя бы, ну, на три-четыре денька задержаться?
— Нельзя, Филька. Не время сейчас в покое нежиться. К вечеру я послания собратьям-чародеям напишу, полетишь с ними к Добрану в Ильмерское княжество в Ладанею к Зареме и Гвидору, к Алатыру на реку Эридань. Они остальных сами оповестят. Сердцем чувствую — большие труды нас всех ожидают.
С этими словами, не обращая внимания на подчеркнуто тяжкие вздохи Филимона, он вышел из комнаты.
В рассказе разведчика насторожила и встревожила Белуна прежде всего та активность, с которой Черный колдун
Двенадцать чародеев совместными действиями смогли сдержать первый натиск Злой Силы, заставили ее в Синегорье увязнуть, перекрыли на какой-то срок пути в соседние княжества. Не обошлось без ошибок и неудач: в Борее обратил Триглав многие кланы себе в услужение, в Рифейских горах второй год кровавый урожай собирает. Однако в целом тот план, который был принят чародейским синклитом шесть лет назад, пока себя оправдывал.
И вот новые напасти близятся. Какие, где, с какой стороны? На эти вопросы только сам Триглав ответы знает. Самое же худое и горькое в том состоит, что княжич еще слишком юн и неопытен, что не ведает он пути своего, а помочь ему и от беды уберечь даже Белун не в силах.
6. Побег
Раны очень скоро затянулись. То ли не были так серьезны, как сперва показалось, то ли и здесь проявила себя удивительная способность Владия невероятно быстро восстанавливать силы и здоровье. Через пять дней после схватки с Кабаном, закончившейся столь неожиданно для всех, кто ее требовал, он и Ждан вновь сидели на своем излюбленном месте возле ручья. Оба уже знали о предстоящем набеге на рыбацкое поселение, в котором по приказу Протаса должны будут принять участие. Ждан откровенно радовался возможности проявить себя, показать сотоварищам свою молодецкую удаль. Владий, напротив, был задумчив и хмур.
— Все спросить у тебя хотел, — сказал Ждан, осматривая розовый шрам на голени приятеля. — На тебе всегда раны заживают, как на собаке, или прежде иначе было?
— А я и не помню, как прежде было. Да и раниться не доводилось в княжеском дворце. Так, синяки и шишки, ничего серьезного.
— Драться тебя тоже во дворце выучили? Сроду не видел я того выкрутаса, каким ты Кабана у крыльца встретил. Подсказал бы, как это делается!
— Честное слово. Ждан, понятия не имею, как получилось! — пожал плечами Владий. — Словно внутри меня кто-то другой оказался и за меня все проделал. Я только своих рук и ног послушался…
Ждан недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. После купания в ручье они уже полностью обсохли, поэтому, одевшись, направились к становищу. Ждан больше не приставал с расспросами, видя, что приятель его не в настроении. Однако Владий вдруг обернулся к нему и сказал:
— Пойдем, покажу кое-что.
— Далеко? А то ведь нас Горбач ждет…
— Здесь близко. Если, конечно, Заморочного леса не боишься.
Ждан присвистнул. Владий, понимая его сомнения, пояснил:
— Не волнуйся, в гущу не полезем. Это на краю леса, нечисть туда не суется.
Не задавая больше вопросов, Ждан повернул вслед за ним. Вскоре они оказались на тот самом месте, откуда Владий впервые увидел приметы человеческого жилья. Немного подумав и осмотревшись по сторонам, он уверенно подошел к ореховому кусту и, опустившись на колени, стал ножом разрывать сухую песчаную землю. Через некоторое время он извлек на свет то, что искал: медную медальку с изображением Перуна и княжеского родового знака и чародейский перстень с голубым аметистом. Они ничуть не пострадали от долгого лежания в земле, даже шнурок не подгнил.